Сибирские огни, 1960, № 8
сердце некий Жоржик . Проходимец и стиляга, чуждый покорителям це лины человек, жалкий выскочка. Р ан а могла быть смертельной, но на санитарном самолете (вертоле ты в степи необязательны) прибыл на помощь Саше лучший хирург из Оренбурга, зашил рану капроновой нитью. Выжил Саша. Ран а не беспокоит его. Только осенними ночами, ког д а тянет с пашни пресным запахом подмокшей на дожде стерни, ноет она. Ран а под сердцем. А на сердце — красавица Наташа , секретарь ком сомольской организации, девушка гордая, куда более колючая, чем стерня. В школе-интернате звали Сашку за буйный нрав, неистощимые выдум ки и подвижную физиондмию — обезьяной. Он не обижался. Его и сей час так иногда зовут. Его считают легкомысленным, что поделаешь! Сидит человек у раскрытого окна. Д вадц ать раз обнесла его земля вокруг солнца. Показала ему бесконечные миры. Приучила к труду. Ранила — залечила. Человек сидит у раскрытого окна — полного звезд. Стол застелен клеенкой в розовую клетку. Шнур лампы облепили осенние мухи, абажур (разворот районной газеты) режет стены надвое кривой тенью. Человек наработался, устал. По его мучают стихи... Л амп а освещает Сашкин кудрявый чуб и по-негритянски оттопырен ные губы. Подвижное насмешливое лицо задумчиво. Может быть, лучше сказать, вдохновенно? Девичья головка заглядывает в окно. З а ней другая. Сашка не замечает. — Тсс.. — шепчет Н аталье подруга, — пойдем! Александр стихи пишет! И Наташ а , секретарь комсомольской организации, на цыпочках отхо дит от окна. — Он совсем не похож на обезьяну, — говорит Наташа . — Конечно, — соглашается подруга. — Он такой... Он... И, может быть, он напишет что-нибудь о тебе? — Он напишет о нас... — подчеркнуто сухо говорит Наташа. Она все еще не хочет признаться, что влюблена в Сашу не меньше, чем он в нее. Но., он ведь и на многих девчат засматривается. И работа ет лучше других (хотя, кажется, уж и некуда лучше!), и учится на «от лично», и общественных нагрузок у него сколько1, и стихи пишет — на все его хватает! ...А Сашка думает. Вот он начинает лихорадочно быстро набрасывать на бумагу какие- то строки, перечитывает их, зло зачеркивает: не то! Не так! Он вонзает пальцы левой руки в свои, чуть рыжеватые, кудри. Образы распирают его, они клокочут в нем. Он сжимает зубами авторучку, удивленно взгляды вает на нее: «Ч-черт! Она уже и так плохо работает, а теперь еще и трес нула! Скоро совсем испортится. Другой здесь, в совхозе, пока не купишь. А карандаши почему-то только чертежные привезли. — Сашка усмехнул ся: — Хоть ощипывай директорского гуся да учись писать его перьями! Ну, подождите, снабженцы, угощу я вас ужо в стенгазете эпиграммой». Но сейчас ему не до эпиграммы — его мучает поэма. П ервая в жизни. Он опять задумывается.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2