Сибирские огни, 1960, № 8

Веселая старушка и немолодая красивая женщина с жестким ртом и крашеными волосами, попутчицы Раи , развлекались с Сережей. С та ­ рушка тискала его темными морщинистыми пальцами — приговаривала: — Ну, налитой... ну, верткий! Чисто — мяч резиновый. Не ущипнешь! С ережа дрыгал ногами, захлебывался смехом. Хрипловато посмеива­ лась вторая соседка. Лиде не понравилось. — Гезиновый мяч каждый день бьют, у нас Сегежу еще ни газу ни­ кто пальцем не тгонул. — О! Серьезная особа! — сказала женщина, подняв брови. Старушка, бросив Сережу, обхватила Лиду, з аж а л а между колен. — А ты чего картавишь, серьезная? — Ленин тоже кагтавил. Р а я раздела несопротивляющегося Сережу, он уже устал смеяться. Отвела с влажного лба намокшую челку — уложила. Стоять между старушечьих колен Лиде было неловко. Она косила на мать голубой взгляд, гнула тонкую шею, но из вежливости не вырывалась. — Лучик ты, лучик... ранний, реденький, что ж е это ты в тучку гл я ­ дишь? — ласково протянула старушка и отпустила девочку. Лида молча полезла на верхнюю полку. Д ам а хотела помочь ей, не успела. — Спасибо. Сама, — сказал Лида , уже взгромоздившись. Л егла , по­ вернулась к стене. Коса с примятым голубым бантом свесилась. — Счастливая ты мать при таких детях, — прошептала старушка, — ну, парень, ну, девчоночка! Что губки, что глазки... тонка да ловка! — Не надо, она слышит, — сказала Р ая . Ваш муж, очевидно, очень любит детей. Я обратила внимание на его лицо, когда он целовал дочь, прощаясь. Очень несчастное у него было лицо. Р а я оглядела словоохотливых попутчиц. Она не терпела неясностей. А в их восторгах и предположениях ей почудились любопытство и вопрос. Предстояло ехать вместе четверо суток. Слушать все время подобные речи — настораживаться и обижаться — не имело смысла. — Я не живу с мужем уж е полтора года. Он бросил меня. Нас. П ро ­ шу, не говорите мне о его лице и... вообще об этом человеке. Старушка, не удивившись и не заохав (как опасалась Р а я ) , спокойно заметила: — Бывает... С кем этого не бывает? Вторая соседка приподняла брови. Да ,, моему сыну полтора года. Что из этого? — быстро ответила Р ая на ее удивленный взгляд. И снова вышла в коридор, плотно задвинув за собой дверь. Осень... Осень... Подмосковные дачи с облезлыми клумбами. На куч­ ке известки — красные листья кленов... Р едкая в рощах и от того особо зам етная зелень хвои... «Да. Я ни в чем не раскаиваюсь. Ни в чем. У тебя, а не у меня было несчастное лицо на вокзале. И хоть я зап л ак ал а возле твоего плеча, чтобы разж алобить тебя... ты не пожалел меня. И правильно сделал! Меня нече­ го жалеть. А себя ты еще пожалеешь». Осень, осень. Изогнутый, как колено, ствол березы... Вон ее (может быть, упавший последним) лист желтеет в шершавой ладони соседней ели... «А себя ты еще пожалеешь...» Вагон утих. Р а я осторожно потянула дверь купе. — Входите, входите, мать-героиня! Федосья Васильевна заснула , чуть пригубила чая и спит. Детишки ваши, верно, тоже вторые сны ви­ дят...— Ж енщина сменила песдрое облегающее платье на полосатую пи­