Сибирские огни, 1960, № 8

Да по очень простой причине, потому что Довженко сам полон страсти, кипе­ ния, потому что он сам непосредствен­ ный участник строительства. Он разгля­ дел людей не потому, что они ему для сценария понадобились, но потому что живет и трудится рядом с ними. На всей земле нет для него ничего интереснее этой стройки и этих людей. Он влюблен­ но всматривается в них и спешит благо­ словить их, чуя, что его вороные кони вот-вот придут за ним. «Трудился бы тут над родной рекой до конца всех дней моих вместе с наро­ дом, строил бы плотины с ним, лечил бы Днепр, каналы б рыл, ставши за руль могучих разумных машин, что дало мне мое государство. Радовался бы чужой молодости, любви юных, их рабо­ те, ссорам и согласию, любовался бы их красивыми детьми и плодами их вели­ ких дел. И сам бы слился с чистым по­ током людских сил, творя свое посиль­ ное дело... Сейчас откроется дверь, и девочка принесет мне чего-нибудь поесть на зав­ трак. Она приветливо улыбнется мне, как отцу своему, и спросит, прошла ли у меня уже боль и можно ли мне есть. Я скажу ей: «Можно все есть, ничего не болит, спасибо». Тогда она еще раз скажет мне своим певучим голосом, удивляясь, словно я что-то сделал со­ вершенно для нее непонятное: «Ну за­ чем вы меня так часто благодарите? Что я для вас сделала? Покушать принесла, и все! А вы сразу спасибо. Какой-то вы чудной человек, право. Кушайте на здо­ ровье». Она исчезает где-то за дверьми, а я смотрю ей вслед и усмехаюсь про себя: разве ей может в голову прийти, что я послал ей вслед нечто сходное с тем, что когда-то называлось благословением, и от этого сам весь словно добрее ста­ новлюсь». («Из записных книжек». «Новый мир», 1958, № 4, стр. 217). Когда через месяц ему на время нуж­ но было покинуть Каховку, он записы­ вал: «...Скоро вернусь сюда, потому что иначе не смогу уже ни творить, ни жить... Если бы не был я киноработни­ ком, если бы, например, я был писатель или поэт, я ни за что не покинул бы это­ го берега». А. Н. Островский в «Застольном сло­ ве о Пушкине» говорил, что потому ждет­ ся каждое новое слово от великого поэ­ та, что люди хотят возвышенно мыслить и чувствовать вместе с ним, желают под­ няться до его уровня. «Всякий ждет, что он скажет что-то прекрасное, новое, чего нет у меня, чего недостает мне, но он скажет, и это сейчас же сделается моим». Через большого человека мы все ста­ новимся значительнее. Мы прочитали «Зачарованную Десну», «Поэму о мо­ ре», случайно прочитали в «Записных книжках» то, что было сказано толька для себя, личное, тайное, и какая же ог­ ромная, чистая душа раскрылась перед нами! И как же не захотеть нам самим стать такими же прекрасными людьми, как он? Но так и должно быть. Если бы этого не случилось, то какое значение имело бы для нас творчество Довженко? Зачем бы нам читать книги, вдумывать­ ся в мысли больших людей, если бы их мысли не становились нашими мысля­ ми? И отсюда не только чувство очаро­ вания произведениями Довженко, НО' еще и чувство великой благодарности за то, что через него и мы становимся выше, больше, значительнее, за то, что, усваивая его высокий взгляд, мы начи­ наем лучше понимать людей, видеть во­ круг себя больше прекрасного. Но жаль, что имя Довженко все еще остается мало известным. — Кто такой Довженко? — переспра­ шивают читатели. — Киноработник? Нет, не читали, — говорят они. —■Вот Ремарка —знаем, Пристли, Олдингтона,. а Довженко не знаем. И в самом деле, на витринах книжных магазинов один за другим появляются романы Ремарка, изданные фантастиче­ скими тиражами. Мы ничего не имеем против Ремарка. Это очень хороший пи­ сатель. Но ведь и Довженко писатель не меньшей силы. А между тем где же найти его «Зачарованную Десну», «По­ эму о море»? Продавцы в книжных ма­ газинах не могут припомнить, когда в продаже были книги Довженко. И нужно также, чтобы и литераторы, и критики чаще обращались к литера­ турному наследству Довженко. И для того, чтобы усвоить его высокий взгляд на действительность, и для того, чтобы рассказать людям, какой это был боль­ шой, замечательный писатель. г. Братск.