Сибирские огни, 1960, № 8

провожающей своего сына, понимаем, какое это значительное событие в жизни этих парней, этих девушек. В жизни ге­ нерала это также один из самых вол­ нующих моментов. Сейчас он подводит итоги всей своей жизни. Он летит на са­ молете, разглядывая сквозь плексигла­ совый щит степь’ и перед ним встают его отцы и деды, ходившие по этой сте­ пи чумаками, видим их босых и оборван­ ных, но в то же время могучих, видим картины страшных боев, которые прохо­ дили в этих местах. А какой невероятной силы все эти сце­ ны, где появляется Степанида Воронцо­ ва, семь сыновей которой погибли на войне. У нее помутился разум. На об­ ложке журнала она увидела памятник со­ ветским воинам в Берлине, была потря­ сена сходством статуи с сыном Иваном й с тех пор не расставалась с картин­ ной, ходила и спрашивала: «— Скажите мне, соседи, гости доро­ гие, — стоит ли до сих пор мой мень­ шой сын Иван на площади в Берлине? — Да, — отвечают военные. — Стоит на площади ваш сын. — С мечом в одной руке, с дитятком в другой коло сердца?! — Стоит, мамо, с мечом. — Глядите, чтоб стоял. Не упускал дитя и меч». Бульдозеры приходят, чтобы смести старые глинобитные хаты. Скоро новое Каховское море зальет деревню. Но раз­ ве это так просто — разрушить хаты? Ведь с каждой из них чья-то жизнь свя­ зана, в них люди рождались, жили и уми­ рали. Бульдозер с грохотом ползет к ха­ те. Хозяин закрывает ладонью глаза. Не­ переносимо видеть ему, как упадут сте­ ны его дома. Но вот Григорий Шиян не разбирает хату, не слушает ни приказов, ни угово­ ров. По всему району несутся звонки — что делать с Григорием Шияном? Не хо­ чет он уходить, не боится он никакого моря, пускай, говорит он, топят, он бу­ дет сидеть на крыше своей хаты, не мо­ жет он ее покинуть, не нужен ему камен­ ный дом. Взволнованы герои, и мы не можем читать о них без волнения. * * * К председателю колхоза Зарудному приехала дочь его Катерина. Она ждет ребенка. Прораб Голик обманул ее, бро­ сил. Он мастер говорить слова о буду­ щем, о счастье для всех, но это закон­ ченный подлец. Не хочет больше жить Катерина — так оскорблено в ней все. И жизнь по­ кинула ее. Мы видим похороны Катери­ ны, видим, как люди осуждают Голика, наказывают его презрением. И вдруг оказывается, что Катерина жива. Она не умирала, она только хотела умереть. Довженко то и дело показывает, как мог­ ло бы случиться, а только потом, как бы­ ло на самом деле. Это дает ему возмож­ ность показать истинные страсти людей, все то, что далеко не всегда прорывает­ ся в них. Идет разговор у Зарудного с Голиком. Он говорит этому подлому человеку в глаза все, что думает о нем. — Выходи! — приказывает Заруд- ный таким голосом, что Голик переста­ ет дышать: он видит перед собой того, кого больше всего опасался, — отца Ка­ терины. Страшным предстал перед ним отец... «— Алло, алло!..—Голик быстро хва­ тает телефонную трубку, но Зарудный с места бьет кнутом по проводу, и теле­ фонная трубка вылетает из прорабовых рук. Рушится стена. Падает трехсотлет­ няя верба. Слышится поток воды, или это вечернее небо раскрылось в таком беспокойном движении туч —только нет ни кабинета, ни стола: на берегу водо­ хранилища, освещенные странным све­ том, столкнулись враги. — Приготовься к смерти». — Что с вами? — спрашивает маши­ нистка. Зарудный растерянно оглядывается. Он сидит в приемной. Он только соби­ рается войти в кабинет к прорабу Голи­ ку, и нет у него в руках кнута. Мы не сразу догадываемся, что вся эта страш­ ная сцена была только в воображении Зарудного, но мы видели, какими стра­ стями пылает он. Подобное мы находим и в «Записных книжках» Довженко, где современный Моцарт убивает хапугу Сальери, архи­ тектора, прячет его труп, а потом вдруг видит перед собой яшвого Сальери ■— он не убивал его. «Все, что читатель прочи­ тал о страшном поступке Моцарта, было не чем иным, как грешной авторской по­ пыткой изобразить его душевные страда­ ния. Они есть и на стройках коммунизма. Противники не убивают друг друга, по­ тому что им нечего друг у друга отнять... Не оставляют нас страсти Человеческие... Но направление и содержание страстей у нас иное». («Из записных книжек». «Новый мир», 1958, № 4, стр. 202). В «Зачарованной Десне» батьки на се­ нокосе страшно бьются. «Они рубили один другого, как дрова. Кровь лилась из них ручьями: они отрубали друг дру­ гу головы, руки, врубались в распален­ ные груди, и кровь, говорю, лилась с них ведрами...» Однако и этого не было. Так только казалось перепуганным хлопчикам. Но так могло быть, к этому- клонилось дело, мы пережили эти страшные сцены, и мы взволнованы. И вот тут мы опять подходим к вопро­ су, который был поставлен в начале этой статьи: почему Довженко ни на мгнове­ ние не затрудняется в поисках сюжета, почему у него любая сцена, любой эпи­ зод и драматичны, и увлекательны?