Сибирские огни, 1960, № 8

Много было забавного в детстве Дов­ женко, но еще больше страшного. Страш­ на была бесконечная нищета, беспро­ светный труд, страшны нищие, набежав­ шие на похороны прабабки, страшно, когда умерли четыре старших брата Са­ ши Довженко. Пошили они что-то недол­ го. Бывало влезут все четверо на тын, сядут в ряд, как воробушки, да как нач­ нут петь! Женщины смотрели на них и плакали, сами не зная отчего: «Ой, не будет добра от этих детей». И вот все они погибли в один день. А во времена более давние было еще страшнее. «...— Страшно вспомнить, что бы­ ло, —- говорит отец. — А что было? — послышался вдруг виноватый голос деда. — А что же, не было, скажете? Мол­ чали бы уж! — грустно как-то ответил в темноту батько. Сашко не понимает, о чем идет речь, но чует, что много было в прошлом и ли­ ха, и скорби». И все-таки, какие же это были чудес­ ные люди! Как прекрасен был его отец. «Сколько он земли напахал, сколько хле­ ба накосил! Как красиво работал, какой был сильный, чистый!.. Когда покину­ тый всеми на свете, восьмидесятилетний старец, стоял он на площади, беспризор­ ный, в фашистской неволе, и люди уже за нищего его принимали, он и тогда был прекрасен. С него можно было писать образы рыцарей, богов, апостолов, вели­ ких ученых или сеятелей — он годился на все. ...Вот он стоит передо мной, далеко на Киевских горах. Прекрасное лицо его посинело от фашистских побоев, руки и ноги опухли, печаль залила его очи сле­ зами, и я еле его слышу далекое — «деточки мои, соловушки.:.» Вот замечательная особенность в тво­ рениях Довженко. Начинает он новую историю: «Как-то ночью в нашей хате, которая, как уже известно, вросла по окна в землю, случилось два события. Проснувшись ранним утром на печке, где я спал в просе или во рж и ,— про­ стите, вру, — в ячмене... проснувшись в душистом ячменном зерне, слышу...» Здесь мы обрываем фразу не затем, чтобы полюбоваться новой историей, но, чтобы удивиться этой необыкновенной вольности рассказчика и тому впечатле­ нию, которое производит неожиданный оборот речи — «простите, вру, — в ячмене». Сказал Довженко так, и сразу создалось впечатление необыкновенной задушевности, будто не книгу читаешь, а слушаешь мудрого, доброго и чуть лу­ кавого рассказчика. Впечатление это_ усиливается с каж­ дой страницей. «Одни только желания творить доб­ рые дела и остались при мне на всю жизнь, и хоть сами дела почему-то не творятся, по лености ли души, или не­ достатку гнева, спасибо ласточкам и пче­ лам за эти желания. Прошли мои лета, и день повечерел, и я уж не летаю, и так мне жаль и хочется седлать мне коней вороных... Где вы? Где вы? Приплывай­ те хоть вы, поспешайте. И плывут ко мне в гости думы-раз­ думья на вербовых задесенских челнах..., из родного края везут мне... Чего тебе? Ну, что тебе?..» Задумался человек, скоро ли придут за ним его вороные кони, и сам себе ска­ зал, мы только случайно подслушали этот его разговор: «Ну, что тебе? Ну, чего тебе?» И опять эти несколько слов, которые стоят здесь, кажется, напере­ кор и логике, и грамматике, со страшной с и л о й потрясают душу. Мудрый, чудесный человек написал эту маленькую книжечку, которая пере­ живет многие тысячи толстых книг. * * * Самым значительным произведением ’ А. П. Довженко является его «Поэма о море». Это огромной силы рассказ о большом строительстве и о некоторых, на' первый взгляд, совсем будничных со­ бытиях. Поэма начинается с того, что в Новую Каховку, город строителей Каховской ГЭС, со всех сторон направляются люди. На пароходе едут рабочие, на самолете летят начальник строительства, инжене­ ры, генерал Федорченко. Генерал спе­ шит попрощаться с родным селом, кото­ рое вот-вот затопят. «...Из колхоза уходит Иван Г.уренко. Ему кажется, что в селе все смотрят на него с презрением, ему трудно поднимать глаза. •— Мне нужен гром и грохот, мамо. Движение мне нужно, — оправдывается он перед матерью. — Останься, — уговарив а е т е г о мать. — Как здесь красиво, какие вер­ бы, какие криницы! Да зацветут че­ решни... Уходит Иван». Из другого колхоза уходит Ричард Гу­ сак. Этот с презрением смотрит на зем­ лю, на колхоз. Ему нужен парк, театр, свет. В колхозе ему тоскливо. ...В грузовик садятся девушки. Оли- се Гордиенко безумно жаль оставить мать, но она не может не уехать. — Может, я себе пару найду, — меч­ тает она. — Вас же любили когда-то, — говорит она матери... Девушки, парни мчатся на машинах в новый город, к новой неизвестной своей судьбе. Капельки текут со всех сторон, сливаются в ручейки, в большой челове­ ческий поток. И вот наконец Новая Каховка. Одна­ ко мы не успеваем взглянуть на город, на конусы перемещаемых песков, ржа­ вые трубы, болота, механизмы, как дей­ ствие переносится в степь. Генерал Фе-