Сибирские огни, 1960, № 8

век. Но еще и во время Белинского ее традиции были живы. Возьмем хотя бы «Вечер» Языкова («Ложатся тени гор на дремлющий залив»), да и пушкинское «Кавказ подо мною...», при всей роско­ ши красок, может быть еще отнесено к этому роду поэзии. Говоря так, я отнюдь не хочу высказать какого-то пренебре­ жения к пушкинскому гению. Нам до­ роги все его произведения, в том числе и «Кавказ» — именно потому, что в них, внешне и внутренне, во всем их строе, запечатлено время, образ и характер мышления современников поэта. Но сей­ час написать так о Кавказе уже нельзя. И не только в лексике здесь дело... Сложность состоит в том, что Пушкин и Языков еще очень недалеки от нас во времени. Поэтому сдвиги в характере по­ этического мышления не лежат на по­ верхности, их приходится улавливать очень тонко. Тем более, что беспример­ ный гений Пушкина (тем-то он и велик!) зачастую оказывался в этом отношении на десять голов выше «среднего уровня» поэзии, современной ему, заглядывал да­ леко в будущее, подчас даже через на­ ши головы. Именно так воспринимаю я потрясающее восьмистишие: «Я вас лю­ бил...» , которое кажется мне лучшим стихотворением из всех, которые я знаю. Как будто бы — обычный образец лю­ бовной лирики. Но вместе с тем — раз­ говор об отношении к жизни, к ее радо­ стям и горестям, больше того: боевое, публицистически заостренное утвержде­ ние новых, более благородных и человеч­ ных норм чувства и морали! У среднего поэта пушкинской поры князя Голицына есть стихотворение «Досада». По «исходной ситуации» оно близко пушкинскому. Оно написано с не­ поддельным одушевлением, отмечено не­ дюжинной поэтической культурой — князь Голицын был образованным чело­ веком. Но в чем заключается пафос его стихотворения? Обращаясь к женщине, покинувшей его, поэт в порыве мсти­ тельного эгоизма заранее злорадст­ вует, что вот, мол, придет и к тебе старость, угасит твою красоту, и тогда-то я взгляну на тебя и скажу: «Она была прекрасна!» Что ж, это было впол­ не «в духе света». И каким благород­ ным вызовом по отношению к подобной морали звучат печальные и гордые пуш­ кинские строки! Я вас любил так искренне, так нежно, К ак д ай вам бог любимой быть другим ... Стихотворение Голицына представля­ ет сейчас интерес разве что для литера­ туроведа: как окаменелая форма прош­ лой жизни — для палеонтолога. А пуш­ кинские стихи лежат в наших ладонях, как живой и трепетный организм, и год от года все сильнее бьется их прекрасное сердце... Они гораздо современнее нам, чем князю Голицыну! И не только пото­ му, что в них запечатлено «иное отно­ шение к женщине»: само это отношение- способно было явиться на свет лишь по­ тому, что поэт — намеренно или инту­ итивно, — не будем об этом спорить! — глубже взглянул на жизнь, в малом и частном увидел большое и общее. И его- стихи — не просто «объяснение» в чув­ стве, н о . нечто неизмеримо большее! Большое чувство рождает большую* мысль... Поэзия описательная, дидактическая, одическая на глазах уходит в прошлое. У всех этих разновидностей одно общее: статичность. Поэтическое мышление раз­ вивается в сторону большей динамики,, большей подвижности мысли. И прояв­ ляется это, в первую очередь, не в строе; образов, не в оригинальности ассоциа­ ций (это уже вторичное явление), а в са­ мом строе мышления, в глубине проник­ новения с поверхности явлений в их со­ кровенную суть. В этом чрезвычайно сложном процессе старое подчас сосед­ ствует с новым, тянется за ним, одевает­ ся в наряды внешней новизны. Не вдаваясь в истоки творчества по­ эта Казимира Лисовского, коснемся его; последнего, «байкальского» цикла, цели­ ком вошедшего в коллективный сборник «Новосибирск поэтический». Тучи сгустились. Н у и погодка! Высмотрен невод. Хорош улов. К руж атся чайки низко н ад лодкой — Вечные спутники рыбаков. Эй, торопись, а то хватишь горя! Видишь — култук поднимает вал ... Д ер зкое море, гордое море, Славное море — синий Байкал! Это — все стихотворение. «Ну и что?» — вправе спросить читатель. «Здесь поэт запечатлел мужество, нелег­ кий труд, силу духа рыбаков, как и во­ обще советских людей», — возразит ис­ кушенный рецензент... Да, запечатлел,, допустим. Но как? Очень статично,, наблюдательски, без попытки какого бы то ни было философского обобщения. Короче говоря, поэт в своем исследова­ нии жизни остается в том пласте, кото­ рый уже давно взрыт в повседневном обиходе. И, развивая уподобление, мож­ но сказать: на этом «уровне» кора зем­ ная уже остыла, задача же поэта — до­ стигнуть тех глубин, где еще бродит ки­ пящая, неотстоявшаяся и неостывшая магма обжигающих мыслей! Ибо только в сплаве с глубокой мыслью живет под­ линное чувство. Очень ярко это видно в сопоставлении двух очень близких по теме произведе­ ний: стихотворения «За пятитысячной верстой» из одноименной книги Николая Перевалова и «На кругобайкальской до­ роге» из упомянутого цикла Казимира Лисовского. В обоих случаях речь идет о старой железнодорожной колее, кото­ рая много потрудилась на своем веку, и которой ныне предстоит вечный отдых. Перевалов строит на этом материале