Сибирские огни, 1960, № 8

яера мы часто встречаем действительно новые оттенки «вечных» мыслей, спо­ собные поразить и обогатить душу, то в •объемистой книге Алексея Маркова «Цветы и камни» многозначительные «философские» стихи с «подтекстом», при всем остроумии и хлесткости некото­ рых из них, сплошь и рядом оказывают­ ся набором зашифрованных банально­ стей, достойных флоберовского «Лекси­ кона прописных истин». И даже у тако­ го крупного поэта, как Леонид Марты­ нов, отдельные произведения могут быть поставлены в этот ряд. Правда, здесь „цело обстоит сложнее. Тонкая звуковая инструментовка, богатства лексики, вы­ сокая творческая культура — все эти качества, которые никак нельзя сбрасы­ вать со счетов. Но и все-таки... Вода благоволила листья] Она блистала, столь чиста, Что ни напиться, ни умыться... И это было неспроста... Ей не хватало быть волнистой, Ей не хватало течь везде, Ей жизни не хватало — чистой, Дистиллированной воде! Сильно, эффектно, звонко! Но... как тут ни качай головой, как ни цокай язы­ ком, а истина в итоге получается доволь­ но-таки банальная, повисающая в возду­ хе вне времени и пространства. Подтекст, на который весьма прямоли­ нейно указывают сами авторы, оказы­ вается в таких случаях ограниченным. Тут не напишешь целой страницы ком­ ментариев, мысль не будет развиваться •беспредельно. Разгадана аллегория, ре­ шена «загадка», предложенная поэтом,— и все. Существует некая грань между глу­ биной подлинной и мнимой, между ис­ кусством и искусственностью. Подлин­ ная глубина поэтического произведения связана с глубиной постижения жизни, ее противоречий и движений, столкно­ вений и законов. Эта глубина требует выражения, находит его — и в итоге над поверхностью земли восходит, шумя бесчисленными листами, великолепное древо поэзии. Мысль по своей природе лежит глубоко, чтобы достичь ее, нужно глубоко копать. Но бывает и так: лежит на груди зем­ ной, на какой-нибудь живописной полян­ ке, простая мысль, а поэт ходит вокруг и нагромождает сверх нее целые вороха палой листвы, хвороста и дерна. В итоге мысль оказывается спрятана тоже глубо­ ко, только глубина-то получается мни­ мая, искусственная, мало отвечающая конечной и важнейшей задаче поэзии: художественному познанию жизни во всем ее богатстве и сложности. 3 Однако, сама популярность жанра фи­ лософской «поэзии с подтекстом» в на­ ше время, самое стремление авторов к глубине «любой ценой» — факт инте­ ресный и знаменательный. Законы раз­ вития искусства сложны и многообраз­ ны. Непосредственные взаимоотношения художника и действительности играют здесь, конечно, решающую роль. Но только ли они? Да и чем ограничить по­ нятие «действительность»? ...Творчество невозможно без общения с коллегами по ремеслу. Я поэт. Я дру­ жу с поэтами. Я читаю поэтические сборники, стараясь не пропустить ни одной новинки. Естественно, я не могу не интересоваться тем, какие произведе­ ния имеют наибольший успех у читате­ лей, не пытаться разобраться в причи­ нах этого успеха. Я, наконец, и сам чи­ татель, и не могу не выделить для себя произведений, наиболее трогающих, «бе­ редящих» душу... И, в меру своих сил и способностей, мне хочется «подтянуть­ ся» до этого уровня. Усилия многих спо­ собствуют рождению тенденции в разви­ тии искусства (в данном случае — по­ эзии), являющейся, в свою очередь, свое­ образным отражением каких-то тенден­ ций в жизни общества. Здесь, мне кажется, лежит один из важных аспектов понятия «современ­ ность» в применении к поэзии. В крити­ ческих статьях и выступлениях послед­ него времени (больше всего — на ленин­ градской дискуссии «Поэт и современ­ ность») этому вопросу закономерно .уде­ ляется большое внимание. Многим за­ помнилась, вероятно, задорная статья молодых поэтов Ю. Панкратова и И. Ха- рабарова в «Литературной газете», про­ возглашавших, что о делах и людях на­ ших дней нельзя писать стихом «времен турецкой войны», проповедовавших но­ вые рифмы и «ассоциативное сближение понятий» в образе. Запомнилась, очевид­ но, и резкая отповедь, данная Панкрато­ ву и Харабарову критиком В. Назаренко на страницах' «Литературы и жизни»... Эти и многие другие выступления упускают, на мой взгляд, одну сущест­ венную сторону дела. Спорящие говорят «в чистом виде», либо о предмете поэти­ ческого мышления, либо о средствах его, о поэтическом инструментарии. И сов­ сем ничего не говорится о качестве са­ мого мышления, о его характере. Если можно так выразиться (литературоведе­ ние не дает готового термина на этот случай), о мере отношения художника к действительности. Поясню свою мысль. Когда-то — исто­ рически совсем еще недавно — доста­ точно было воссоздать в стихах красоч­ ный пейзаж, пропеть изящный дифи­ рамб, признаться в любви — и это было уже поэзией. Не казалось, а именно бы­ ло. В. Белинский в статье «Разделение поэзии на роды и виды» назвал еще в числе прочих разновидностей поэзии по­ эзию «описательную», считая ее, прав­ да, уже отжившей или отживающей свой