Сибирские огни, 1960, № 8
Чтобы побыть подольше в комнате, нужно было затеять хоть какой- нибудь разговор, и я принялся рассказывать о нашем ночном происшест вии, оглядывая комнату и своих слушателей. В переднем углу, на божнице, обвитой расшитым полотенцем, стояли иконы: божья матерь под стеклом и почерневший, еле различимый, Ни- колай-угодник. Перед ними на потемневшей медной цепочке висела л ам падка. Д ве деревянные кровати, застланные одинаковыми простенькими по крывалами, сосновый стол, маленький столик в углу, три стула, несколько штук табуреток, низенькая скамеечка, цветы на подоконниках — вот и вся обстановка. На одной из девиц было темное ситцевое платье с белым, плохо от глаженным воротничком. Ее руки лежали на столе. На среднем пальце правой руки, как раз на том месте, которым приходится придерживать и сжимать карандаш , виднелась небольшая мозоль и малюсенькое фиолето вое пятнышко. На второй девице все было дорогое и новенькое, на руке — золотые часики, в ушах тоже золотые массивные серьги. На ее продолговатом сухом лице горели большие черные глаза: она первая взглянула на ме ня, когда я входил в комнату. Девушка, должно быть, не хотела слушать моего рассказа: она нагнула голову, уставилась в стол и о чем-то заду малась. Плешивый старичок сидел на низенькой широкой крашеной скамееч ке. Его сухонькая фигурка утопала в непомерно длинном и широком —• должно быть, с чужого плеча — сильно поношенном пиджаке: полы при крывали ноги до колен, а из рукавов высовывались только кончики паль цев. Старичок смотрел на меня нетерпеливым, удивленным взглядом, и я ждал , что он скажет: «И откуда ты взялся? И зачем ты все это рассказы ваешь?» Молоденький паренек слушал с большим вниманием и интере сом: когда я рассказывал, с каким трудом мы нагрузили воз, он хмурил ся, когда же я рисовал картину, как мы приземлились, на его широком бледном лице появилась улыбка. Розовощекий старик сидел, понурив голову. Время от времени он раз глаживал левой рукой свои пышные усы и покашливал. Лицо его показа лось мне знакомым. Примерно в середине моего повествования человек в военной гимна стерке взял в руки евангелие, вылез из-за стола и тихими, неслышными шажками, переваливаясь с боку на бок, прошелся в угол комнаты, к м а ленькому столику. Положив книгу, он постоял некоторое время, а затем вернулся к столу и уселся на прежнее место. Пока он шагал в угол, стоял там и затем ковылял обратно, я успел рассмотреть как следует все, что ускользало от моего взора, когда он си дел за столом: и широкий офицерский ремень, туго обтягивающий круглый живот, и желтые полуботинки, и черные суконные брюки. — А позвольте узнать, — обратился он ко мне, как только я окончил свой рассказ, — как вас по батюшке? Я назвался и в свою очередь поинтересовался, как зовут его. — Макар Филиппович, — ответил он. — Теперь позвольте еще спро сить, какие существенные меры вы предприняли после вывозки картофеля в отношении искоренения проявленного к вам возмутительного безоб разия? — Никаких. — Напрасно, — заметил он. — Следовало пожаловаться директору— очевидно, вы занимаете на заводе солидный пост, и вам это сделать не представляло особых трудностей — или обратиться в партийную органи зацию. Ведь вы партийный?
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2