Сибирские огни, 1960, № 8
тый баптист (только так называл я его теперь в душе) пообещал открыть .двери, но если он услышит меня, то открывать не станет. Как ни тяжело, ни больно, а надо ждать, терпеть. Ведь мог же терпеть на митинге Митька Ко лосов? Его голую, непокрытую голову обдувало холодным ветром, облеп л ял о снегом, а он терпел». Когда шаги баптиста удалились к крыльцу, я перевернулся, лег на •спину. Сверху сорвалась и упала на лицо добрая горсть рассыпчатого ко лючего снега. А «масленый блин» все ходил и ходил, а Лешка все скулил тихо, протяжно, жалобно. — Беда с вами, да и только, — горестно вздохнул Анемподист Ионыч. — Приготовился, что ли, к выходу-то? — При... при... приготовился, — выговорил с трудом Лешка. — Ну так вот что, парень, — баптист стукнул носком валенка по сту пенькам крыльца. — Я сейчас схожу в избу за фонарем, а ты подожди, по скучай пока. Д а сиди смирно, не кричи и не барабань, а то, не ровен час, услышит кто-нибудь посторонний, и тогда тебе же будет хуже. Понял? Лешка не отозвался, но плакать перестал. Коркин направился к дому. «Отодвинуть щеколду можно при любой темноте. Значит, он пошел в избу затем, чтобы доморозить Лешку!» — пронеслось в моей голове. И как только открылась и закрылась избяная дверь, я моментально выныр нул из-под амбара, отодвинул щеколду, толкнул ногой двери и тихо крикнул: — Выбегай, Лешка, выбегай! Лешка не торопился. Высунув голову из-за косяка, он вглядывался в меня и молчал: не мог понять, откуда и кто я такой, не буду ли бить его. — Д а прыгай же ты поскорее! — ухватился я за Лешкину руку. Лешка узнал меня и выскочил из амбара. Мы шлепнулись на снег и поползли. Н а дороге нас поджидал Ванятка. Мы отвели Лешку домой. Е1а сле дующий день его положили в больницу. Из больницы он вернулся через два месяца бледным, еще больше по худевшим — перенес воспаление легких — и без шести отмороженных пальцев. $ $ ^ Под амбаром Анемподиста Ионыча я получил первый, причем очень наглядный, урок безбожия, после которого моя нога уже никогда не пере ступала порога молельни, а мои уши не слышали лисьих баптистских ре чей. Более того, с тех пор я стал по-иному, с недоверием, относиться к слишком ласковым людям — «масленым блинам» — и люто ненавидеть любых святош — ловцов человеческих душ. Будет ли какой-нибудь подобный урок в жизни Миши Желонкина? Хорошо, если будет, а если нет? Что ж е делать? В Мишину жизнь нужно ввязываться. Но как и с че го начать?.. «Д а ведь шарфик! Шарфик! — вспомнил я вдруг. — Вот пред л о г побывать у Миши, посмотреть, как он живет, и узнать, с какой сторо ны дует на него одурманивающий ветер». 4 Миша жил в собственном небольшом деревянном домике за пересе кающей город речушкой Ельцовкой. Низенькая, сколоченная из узеньких дощечек калитка, была приоткрыта. В одно из воскресений я без задержки проник на маленький, чистенький, вымощенный половинками кирпича, дворик и поднялся на невысокое крыльцо. Дверь в сени тоже оказалась 103
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2