Сибирские огни, 1960, № 7

роятно, таким же, какой царил в при­ роде»... Возможно, иной читатель спросит — что же это за холодный и жгучий огонь, царящий в природе, которым вдруг об­ лилась душа Багрянова? Зачем эта выс­ пренняя велеречивость, эта литературная красивость? Для чего писатель рисует чувства положительного героя такими красками? В какой-то степени на это отвечает диалог Багрянова с Белорецким. «— Ты скажи-ка, Виталий, зачем ты катаешься на лыжах? — Что за вопрос! Укрепляю орга­ низм, мышцы... — А о душе не думаешь? — Я не умираю, чтобы думать о ней! — О душе надо заботиться с детст­ ва, думать всю жизнь, — ответил Багря- нов. — Если ты не умеешь видеть кра­ соту родной природы и наслаждаться ею, ты никогда как следует не укре­ пишь и свои мускулы...» Этот наставительный, менторский тон вожака молодежи Багрянова чем-то сродни красивостям авторской речи. И уже по-другому относишься не толь­ ко к герою, но даже к его имени и ф а­ милии — почему уроженец русской де­ ревушки с поэтическим названием Хме­ левка вдруг наделен «сверхпоэтичным», «сверхкрасивым», а точнее — претен­ циозным именем Леонид Багрянов? Придирка, скажут иные? Нет, не при­ дирка. Здесь — то же стремление к красивости, а не к красоте подлинной жизни. Но, может быть, это — фальшивая нота, прозвучавшая лишь в изображении Багрянова? Познакомимся со Светланой. «За сто­ лом с бумагами сидела одна Светлана Касьянова. Она что-то писала авторуч­ кой. В те секунды* когда эта не худень­ кая , но тоненькая девушка с изящной статью, в нарядной сиреневой шерстя­ ной кофточке распрямлялась за столом и смотрела в окно на дымящиеся завод­ ские трубы, весеннее солнце освещало все ее одухотворенное, нежно румянею­ щее лицо с высоким открытым лбом, темными дужками бровей и яркими детскими губами и особенно сильно — ее темно-русые, вьющиеся от природы, тонкие, легчайшие волосы. В эти секун­ ды в ее тихих карих гл а з а х , под густы­ ми ресницами зажигался удивительный свет, какой в знойный день держится в заводях, на золотистом песчаном дне. Но она тут же жмурилась, опять скло­ нялась за столом и негромким голоском спрашивала: — Что же ему? Легчайшие волосы Светланы, мгновен­ но рассыпаясь, оголяли ее тонкую кра­ сивую шею: на ней оставались лишь ма­ ленькие завитки из паутинок, которые так и трепетали, если кто-либо из деву­ шек дышал близко». Как видим, эта фальшивая нота свой­ ственна и описаниям героини романа. Умиленность, краски конфетной оберт­ ки — но не живопись художника. Забе­ гая вперед, скажем, что совсем не все персонажи романа изображены розовой краской. Степан Деряба «был сухой жердя- стый парень.*, голова его была непокры­ та: грубые медно-рыжеватые волосы на затылке точно изжульканы мялкой (ох, не вечной оказалась красота, наведен­ ная по сходной цене в одной из лучших парикмахерских на окраине Москвы!), и тоже, как всегда, Деряба был в веселом, бесовском хмелю: его давно отекшее ли­ цо косоротилось от пьяной ухмылки, белки мутных, оловянных глаз поблес­ кивали болезненной краснотой». Еще не раз на протяжении романа автор подчеркнет оловянные глаза Дерябы. Совершенно очевидно, что от Дерябы ничего хорошего и ждать нельзя, — это ясно с первого знакомст­ ва с ним. И предчувствие не обманывает читателя. Илья Ильич Краснюк, инженер с тракторного завода, назначен директо­ ром МТС. Это человек, «начинавший полнеть, вероятно, от долголетней мало­ подвижной работы, с нежным розовым лицом, какие не терпят солнечного зага­ ра, с пышно-курчавой рыжей шевелю­ рой, под которой надежно пряталась круглая плешина. Во всем он был при­ ятный, истинно городской человек, и только одно в нем не нравилось никому на станции: собираясь ли с кем-нибудь заговорить, намереваясь ли читать бума­ гу, он непременно несколько раз кряду передергивал губами и ноздрями, совер­ шенно точно, как это делает что-либо грызущий суслик». Излишне говорить, что и от Красню- ка читатель не вправе ожидать чего-ли­ бо путного, что и доказывает автор впо­ следствии. Словно бы ж елая облегчить распозна­ вание положительных и отрицательных персонажей романа, писатель упорно наделяет последних несколькими посто­ янными признаками. Если у Дерябы — «грубые медно-рыжеватые волосы», у Краснюка «рыжая шевелюра», то на до­ лю Даньки, сподвижника Дерябы, доста­ лись «торчащий грязно-желтые вихры». Впрочем, не только это отличает его — он «худенький, остроносый и острогла­ зый паренек». Теперь уже не удивительно, что со­ жительница Дерябы Анька Ракити- на — тоже «худощавая, остроносая, но грудастая девица...» Мелькнет на страницах романа по­ груженный в бумаги зоотехник, безраз­ личный к нуждам бригады Багрянова, — и уже можно аналитическим путем пред­ угадать его наружность. Нет, вы не ошиблись, читатель, — это, действи­