Сибирские огни, 1960, № 7

передала ему. А отсюда (пожалуй, сли­ шком конспективно, неразвернуто обоз­ начен этот переход) и рождение любви, прежде подавляемой, отталкиваемой Его­ ром. Надо признать, что Егор сам по себе не очень-то привлекателен в глазах чи­ тателя . Дело не в том, что он соверша­ ет какую-то ошибку: в его возрасте ошибки совершаются не однажды. Не­ симпатичен он потому, что выказывает свою сухость, расчетливость и одновре­ менно трусость. Иначе говоря, Егору уг­ рожает мелкодушие, а этот порок осо­ бенно неприятен, и его с трудом проща­ ют читатели. Позволительно думать, что поэту стоило бы здесь несколько изме­ нить нравственную характеристику Его­ ра , точнее положить краски, сделать оп­ ределяющей чертою его облика мальчи­ шескую наивность, что ли, сказывающу­ юся даже в видимой излишней рассуди­ тельности. Это надо иметь в виду, хотя Егор, на поверку, не главное лицо в поэме. Вернее говоря, несмотря на свою молодость и участие в общих работах, он играет роль менее действенную, чем его мать. Впрочем, лишь поэтический образ труда входит в поэму до поры, когда Егор начинает понимать кра­ соту окружающей его жизни. Именно здесь произнесены строки, говорящие о том, ради чего же и приехал парень в да­ лекие, целинные края: Страда! Это х леб в полыханьи И пот, что струится со л б а Страда — это, нет, не страданье, Страда — это значит борьба. Понять это по-настоящему, освоить поэзию созидания может человек, широ­ ко живущий, способный откликаться на зовы своего времени. Егор таким чело­ веком не был, — его научила подлинно­ му жизнелюбию мать. Во всем развитии «Белой рощи» — в тональности образов, в отборе и истолко­ вании мотивов—явственно выступают на­ иболее сильные и своеобычные стороны творчества Василия Федорова. Для него отцовское, материнское начало — одно­ временно и сгусток минувшего, пройден­ ного, и живое дыхание, естественно вхо­ дящ ее в жизнь, помогающее утвержде­ нию нового. Федоров отчетливо видит преемственность поколений, связь прош­ лого и будущего в нашей жизни. Ему в равной мере чужды и архаическое от- талкиванье от всего, что происходит за деревенской околицей, и модернистское пренебрежение к наследию. В своих по­ исках красоты, справедливости, любви— великих истин и сильных, чистых чувств — он внимательно исследует сцепление фактов, улавливая их движение, их вза ­ имодействие, опираясь на реальные де­ ла и далеко идущие стремления своих сверстников. Не так давно Василий Федоров опуб­ ликовал ряд новых стихотворений, раз­ вивающих и уточняющих его творче­ ские убеждения. По соседству напечата­ ны «Улица» и «Рабская кровь», и в каждом из них выражен один из корен­ ных принципов поэта. В «Рабской кро­ ви» он с гневом говорит об отвратитель­ ных пережитках, порожденных былым угнетеньем и униженьем и просочивших­ ся «из мрака веков... в нашу жи знь» ,— и, «годом за годом воюя с врагами», до­ бивает в себе раба. В «Улице» он ищет счастливых людей (они у него «на осо­ бой примете потому, что счастливых должно прибывать») и обнаруживает прямую зависимость между тем, что на Кубе «свергнут тиран», и тем, что «на улице нашей человеку вдруг стало полег­ че». Парадоксальность и правдивость по­ добного сопоставления позволяет поэту остро выразить владеющую им мысль. Итак, в одном стихотворении — нравственная закаленность, непримири­ мость ко всему дрянному, ветхому, уни­ жающему человека; в другом — стрем­ ление к жизнелюбивому действенному по­ знанию... Две стороны, две грани поэти­ ческой личности, тесно связанные мен: собой. Мы имели уже случай наблюдать за тем, какие отличные плоды при­ носит эта направленность творческого труда. Без сомнения, Василию Федорову придется проверять, оттачивать, совер­ шенствовать свою строку. Сказанные когда-то Николаем Тихоновым слова о стихе, заплывающем жирком, должны звучать как предупрежденье для всех поэтов. Но главное, — в стихах и поэмах уже выступил сложившийся и привлекательный поэтический характер . Он вызывает доверие и уважение чита­ теля, рост его органичен и последовате­ лен, возможности далеко не исчерпаны и обещают многое. Основа этого... — но ее определил сам поэт, когда сказал: Я строчкой этой, Мы слью этой Лиш ь занятое отдаю. Ты, он, весь мир И вся планета Раб отали на мысль мою. Мысль ищущая и прилежная, питае­ мая нашим временем, живет в стихе Василия Федорова. Оттого и интересно встречаться с ним, интересно слушать его слово. «Дивись тому, 'что ты жи­ вешь» — воскликнул он однажды. И это радостное удивление наполняет образы, им созданные. 12. «Сибирские огни » № 7