Сибирские огни, 1960, № 7

— Душа радуется, когда видишь, сколько людей пришло сегодня помо­ литься. — Помолиться? — Куан Дзун обежал молодо блестевшими глазами лица идущих мимо них людей. — Помолиться?... Ты думаешь, что вот этот молодой человек, которого зовут Лю Чжен-хай и который известен всему городу тем, что его бригада бетонщиков на девяносто четыре дня раньше вошла в шестидеся­ тый год, — ты думаешь, он пришел сюда помолиться?.. И Куан Дзун рассмеялся. Рассмеялся без всякого уважения к своим сединам и к сединам Пу Цзы, который не позволял себе смеяться, тем более вслух, вот уже тридцать лет. А Куан Дзун, отыскивая острыми черными глазами лица знакомых ему лю­ дей, кивком седой головы указывал на них старому монаху, называл, их, этих людей, и все тем же насмешливым тоном повторял вопросительно: «Помолиться?» Пу Цзы поморщился, однако подавил раздражение. Он хотел спросить, что ж е делают там, в пагоде Большого Гуся, все эти люди, если они пришли не мо­ литься. Он и рот даже раскрыл, но в самое последнее мгновение спохватился: как это он, человек монашеского звания, опустится до вопроса, обращенного к тому, кто пренебрег заветами будды, кто покинул храм ради мирской суеты. Пу Цзы демонстративно повернулся к бывшему другу спиной, постоял не­ сколько мгновений с закрытыми глазами и, не прощаясь, зашлепал разношенны­ ми домашними туфлями по каменным плитам двора, направляясь ко входу в па­ году. Двенадцать лет назад, еще при гоминдановцах, внутри пагоды рухнула лестница, рухнула и погребла под своими сгнившими ступенями двадцать чело­ век, пришедших в тот злосчастный день помолиться. После освобождения страны от гоминдановцев новая власть капитально отремонтировала и храм, и пагоду, и лестницу внутри пагоды, однако Пу Цзы уже больше ни разу не поднимался наверх: слишком немощен он стал для таких путешествий. Но сегодня он во что бы то ни стало решил преодолеть все четыреста двадцать три ступени, ведущие к небу. Люди поднимались по крутой узкой лестнице цепочкой, причем шли чуть боком, чтоб не толкать плечами тех, кто спускался сверху. Отступить здесь в сторону невозможно, и если ты начал подниматься, то будь добр шагать так, чтоб не задерживать идущих вслед за тобой. Старый Пу выдохся уже на втором десятке ступеней и быстро отстал от человека, который поднимался впереди него. Разрыв этот все увеличивался и увеличивался, однако те, что были сзади, ни единым словом, ни одним жестом не выразили нетерпения, а тем более раздражения, и никто не сделал попытки обогнать старика. Он замедлял шаг — и они замедляли, он останавливался — останавливались и они. ! Сколько времени продолжался этот подъем, Пу Цзы не смог бы сказать. Ему скоро стало казаться, что всю жизнь свою он только и делал, что поднимал пудовые домашние туфли со ступени на ступень, со ступени на ступень... И все же пришло мгновенье, когда уже не нужно было поднимать их, эти проклятые туфли, когда стало можно просто шаркать ими, как он делал это там, внизу, на каменных плитах двора. Пу Цзы ступил на верхнюю площадку. Сделав шаг в сторону, он обернулся к людям, что поднимались следом. Он хотел по­ благодарить их за то, что они не торопили, не подгоняли и не ругали его, но не успел этого сделать: все устремились к широким проемам окон, что прорублены в двухметровой толщины стенах на все четыре стороны света. Глядя на землю, люди стали показывать друг другу что-то там внизу, громко и радостно смеять- ся> оживленно переговариваться. Монах теперь догадывался, что эти люди поднялись сюда, в пагоду Боль­ шого Гуся, чтобы посмотреть — ведь сверху виднее, — какие изменения про­ изошли на родной земле за минувший год. Видимо, они и в прошлом году при­