Сибирские огни, 1960, № 7
После этого долго никто не приходил, и Пу Цзы решил что, должно быть, ради праздника горожане позволили себе подольше поспать и придут в храм ближе к обеду. Он подправил свечи, подсыпал в серебряное блюдечко благовонно го порошка, строго оглядел молящихся и вышел на улицу через дверь, обра щенную к воротам. Вышел, обежал взглядом двор и озадаченно остановился: от самых ворот, минуя главное здание, медленно двигалась непрерывная цепочка людей. Они шли к пагоде, шли по-одному, в затылок друг другу, а из пагоды выливался встречный ручеек людей — тоже по-одному, тоже в затылок друг другу. Монах не удивился такому порядку движения, он знал, что лестница внутри пагоды узка, и больше, чем двоим, на ней не разминуться. Удивило и встрево жило его другое: люди шли сразу в пагоду, не заходя в главное здание храма, где ждут горячих слов молитвы каменные будды, покой которых доверили охра нять ему, старому Пу Цзы. Что случилось в этом мире? Если бы Пу Цзы был помоложе, он позволил бы себе обратиться с вопросом к любому из тех, кто шел сейчас в пагоду или возвращался из нее. Но он был стар, монах Пу Цзы, ему уже перевалило за восемьдесят, из которых ровно пятьдесят отданы служению буддам. Такому человеку не к лицу задавать кому бы то ни было вопросы, он должен знать все сам. Да, спросить он не мог. Но он мог размышлять и, размышляя, пришел к та кой мысли: люди идут в пагоду, чтобы сотворить молитву на самом верху, на седьмом этаже пагоды, откуда, по преданию, всего одно чи1 до неба, а значит и до бога. Старый Пу, успокоенный, прошаркал туфлями вдоль цепочки улыбающихся, жизнерадостных людей за ворота, распахнутые навстречу солнцу, глянул вдоль стены храма и невольно прослезился от умиления: к воротам протянулась целая человеческая река, начало которой терялось за поворотом стены. Даже в доб рые старые времена не видел Пу Цзы такого количества людей, желавших побы вать в храме в первый день нового года. Пу Цзы не заметил, как возле него остановился такой же старый, как и он, человек, возвращающийся из пагоды. Старик некоторое время с улыбкой наблю дал за монахом, потом, тронув его за рукав стеганого халата, спросил: — О чем изволит мечтать старый Пу? Монах при звуках этого шепелявого голоса вздрогнул, резко повернулся к говорившему и непроизвольным движением раскинул руки, готовый обнять ста рика. Да, он так обрадовался этой встрече, что и в самом деле чуть не обнял его, но вовремя опомнился и сдержал себя: нет, они больше не друзья с Куан Дзуном, не друзья с тех пор, как тот, прослужив полвеКа вместе с Пу вот в этом самом храме, ушел в мирскую жизнь. Конечно, не он один поступил так, многие монахи их храма ушли за послед ние годы в мир — кто крестьянствовать, кто работать в кустарных мастерских, кто врачевать людей, но до всех до них старому Пу не было дела, а вот Куаи Дзуну, другу своему, он такого простить не мог. Монах сухо поздоровался с бывшим своим другом, сказал: — Мои мечты всегда обращены к небу, тебе хорошо это известно, а вот с- чем ты теперь можешь мечтать, я что-то не очень хорошо себе представляю. — Ха, — воскликнул Куан Дзун совсем не по-стариковски оживленно и так неподобающе громко, что на них обратили внимание, — ха! Если твои мечты обращены к небу, то мои как раз наоборот — к земле: меня приняли на долж ность врача в городскую больницу народной медицины, я лечу теперь людей;.. О том, что Куан Дзун работает в одной из городских больниц, монах знал и раньше, до этой встречи, но он не предполагал, что бывший друг так гордится новым своим занятием. Впрочем, это его личное дело, а монаху не приличествует вмешиваться в личные дела людей. Чтобы перевести разговор, Пу Цзы сказал:. | Ч и - китайская мера длины, равная одной трети метра.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2