Сибирские огни, 1960, № 7

К себе на станцию я вернулся только к полуночи. Однако товарищи еще не спали, поджидая своего охотника. Сколько было восторга, когда я торжественно опустил на пол богатую добычу! А за ужином, передавая подробности охоты, я вдруг почувствовал нестер­ пимую резь в глазах, — казалось, что они засыпаны песком. По совету Федоры- ча я промыл их теплой водой, и резь как будто утихла. Но утихла очень не на­ долго. Через несколько минут боль возобновилась, а глаза стали усиленно сле­ зиться. И тогда Федорыч решительно поставил диагноз: снежная болезнь. Нель­ зя бьгло в ясный солнечный день так долго оставаться в тундре, да еще высмат­ ривать на снежном фоне белых птиц. Пришлось наложить на глаза повязку и лечь в постель. Только на третий день я рискнул выйти из избушки. И как нарочно сейчас же увидел на льду нашей бухты довольно внушительную стаю куропаток. Серд­ це охотника, конечно, опять не вытерпело, — я накинул полушубок, схватил ружье и побежал к бухте. Но стая уже поднималась в воздух. Птиц было так много, что я решил не упускать их и прошел километра три- четыре в том направлении, в котором они улетели. Однако поиски оказались без­ результатными. А когда я вернулся в избушку, в глазах снова появилась резь , хлынули слезы. До лета снежная болезнь мучила меня и еще несколько раз. Отполированные буйными ветрами снега так ослепительно блестели на солнце, что глаза не выдер­ живали. Защитные дымчатые очки помогали на охоте плохо: в них очень трудно обнаружить птицу и еще труднее подстрелить ее. Между тем охота для нас была в те дни не прихотью, не спортом, а жизненной необходимостью. Впрочем, куропаток с каждым днем появлялось все больше и больше. Весе­ лыми стайками носились они по всей тундре, и добывать их не стоила большого труда. Да и потребность в них заметно сократилась. В первые дни каждый из нас с жадностью съедал по куропатке, а теперь одной птицы хватало на двоих. Разговоры за обедом приняли уже другой характер. Мы стали более «взыс­ кательными». — Эх, хорошо бы ее сейчас с картошкой да с лучком! — сокрушенно взды­ хал Федорыч, уписывая ножку куропатки. — А я бы картошку и без куропатки поел, — откликался Иван-царевич. ...Незаметно прошел март, наступил апрель. Солнце взбиралось все выше и выше, день стремительно прибывал. И чем светлее становилось в тундре, тем мрачнее выглядела наша «кают- компания». Пробудешь на солнце каких-нибудь пятнадцать минут, а вернувшись домой, долго ничего не можешь разобрать, не видишь даже, кто сидит за столом. Нужно было переждать десять-пятнадцать минут, пока глаза не привыкнут и скудному свету, кое-как проникавшему к нам через единственное окошко. Поэтому к майским дням мы решили навести порядок прежде всего в избуш­ ке. Начали с того, что вынули из старой рамы еще одну секцию и прорубили в стене второе окно. Стало светлее, но сразу бросилась в глаза скопившаяся по­ сле нового года грязь. Пришлось пустить в ход не только горячую воду, но и мыло. О масштабах уборки можно судить хотя бы по тому, что мы вырубили из- под кроватей не меньше десяти ведер льда. В те же дни мы пережили и нечаянную беду — потеряли Таймыра. Случи­ лось это так: отправляясь на склад авиационного бензина, Некшин, как обычно, взял с собой нашего четвероногого друга, но вернулся, против обыкновения, один, — Где Таймыр? — спросил кто-то из нас. Николай крайне удивился: — А разве Таймыр не дома? От меня он давно убежал... Мы отправились на поиски и выяснили, что непоседливый пес, которому на­ скучило ждать, когда Некшин нальет бензин, отправился домой, а по дороге за­ глянул в пасть, настороженную на песца, и был задушен. В остальном на станции все шло своим чередом. Только теперь раньше всех: