Сибирские огни, 1960, № 7

— Теперь, видно, навсегда осел в Сибири, — добавил он. Не понять было, сожалеет он об этом или, наоборот, доволен. — Чем же вам не нравится наша Сибирь? Вопрос нарочито резкий, прямой, но мне хотелось получить точный ответ, — Не нравится? — В голосе Баранова было возмущение и — наконец-то! — вполне определенное: — Почему не нравится? Чем здесь не жизнь? Вот в прош­ лом году племянница моя приезжала из Серпухова. Осень ранняя. Солнце. Теп­ лынь. Сначала ахала, будто ей все в диковинку. Уехала, письмо прислала. «Р ас­ сказываю, — пишет, — как все в Сибири, никто мне верить не хочет. Особенно на­ счет красных помидоров на вашем огороде. Брось, говорят, ерунду городить...» Про ерунду это она, конечно, деликатно. Я свою родню знаю: слова были позабо­ ристей... Да дело не в словах, а в понятии... Ну и пусть там, в Москве, не верят... Это их право. А мы тут живем и пользуемся... Все-таки расспросы мало что изменили: я все еще не мог понять, что за че­ ловек передо мной. То, что он хороший работник, было очевидным и прежде. Сейчас прояснилась его биография, привязанность к Сибири. Но почему возника­ ет впечатление какой-то недосказанности в его словах? Откуда эта ускользающе- неопределенная усмешка? Отгадка пришла неожиданно. В тепляк, где мы сидели, заглянул Юрий Карасов. Прислушавшись к тому, о чем говорит Баранов, Юрий придвинулся поближе, сел прямо на пол. Они были почти рядом — два строителя, два бригадира. И глаза у них — очень похожие, серые. Но сходство только внешнее, а на самом деле они очень разные — глаза двух бригадиров. У Юрия — ясные, полные доверия. У Бара­ нова — быстрые, с хитринкой, одновременно самоуверенные и осторожные... Го­ ворят, что глаза — зеркало души. Что ж, глаза Карасова подтверждают это. У него позади — прямая и ясная дорога, и вперед он смотрит спокойно и открыто. А Баранов? Я не знал тогда, что Константин Константинович во время вой­ ны состоял в партии, но потом лишился партийного билета, попал под суд. «Был у меня один знакомый... — признался мне позднее Баранов. — Повздорили — и крепко! — из-за бабы, а он, чтобы отомстить, состряпал донос... Сейчас истина, как говорится, восстановлена...» Рассказали мне и о том, что Баранов — бригадир изворотливый, мастерам, особенно если они неопытны и слабохарактерны, нелегко: надо ухо держ ать востро... ( Но все это я узнал позднее. И все-таки даже в первую нашу встречу я по­ чувствовал, особенно после появления Карасова, что Баранов — натура противо­ речивая и сложная, что и жизнь его куда сложнее, чем он рассказывал. Тогда же стало ясно и другое, пожалуй, еще более важное. Баранов сооб­ щил вдруг, что их бригада включилась в соревнование за звание бригады комму­ нистического труда. — Давно? 4 Баранов вдруг сурово сдвинул брови, повернулся к Карасову. — Вот он со своими дружками давно, а мы... Мы — нет ...— с грустью при­ знался бригадир. — Обскакала нас молодежь... Это нелегкое признание, особенно для человека, которому за сорок. Но оно было справедливым, потому что Баранову и впрямь есть чему поучиться у таких, как Юрий. Поучиться не умению работать, — в этом он опытнее молодых, — а от­ ношению к жизни, к людям, искренности и доверию, которые так подкупают в Карасове и которых не хватает Константину Константиновичу. Именно поэтому была недосказанность в его словах. Я смутно почувствовал это сразу, а понял пш чину лишь после того, как узнал сложные обстоятельства его жизни, в том числе историю, приведшую Баранова на скамью подсудимых. Обида и боль про­ шли, но рубцы на сердце остались, проявляясь в хитроватой насмешливости слов, в осторожности выводов и поступков, особенно при незнакомых людях. Сейчас Баранов потянулся за молодыми, захотел жить и работать по-комму­