Сибирские огни, 1960, № 6
ни. Улетала одна группа бомбардировщиков, тут же, поддавая огонь, на висала другая. Аэродром горел, взрывались склады, бензобаки «Юнкер* сов». Откуда-то взлетел «Мессершмидт», но не успев набрать высоты, камнем пошел к земле. Зенитки вначале попробовали свою силу, но вскоре захлебнулись. Н ад аэродромом то нарастал страшный гул мото ров, то стихал, то вновь накатывался откуда-то с востока. Снова и снова рвались бомбы. Выполнив задание, бомбардировщики легли на обратный курс. Ис требители воробьиной стайкой пристроились поодаль. Не прошло и пол часа, как слева показались темные точки: две... три... десять... больше двадцати... Точки увеличивались. Сверкнула змеевидная фашистская свастика. Воздушный бой стал неизбежным. Видимо, тревожные сигна лы бомбардировки дошли до высшего командования, и оно подняло пол ковую часть авиации на уничтожение группы советских самолетов. От став от бомбардировщиков, краснозвездные истребители приняли на себя жаркий неравный бой. Левый ведомый Макарова, тот бывший штурман с маленькой голов кой, сбив одного «Мессера», как ужаленный, бросился в сторону и вспых нул факелом. Д ва «Мессера» шлепнулись у обочины дороги и заполыха ли кострами. Макаров, отправив к ним третьего, отбивался еще от двух. И вдруг его машина дрогнула, что-то горячее дохнуло в глаза. На минуту он увидел родные лица: это были жена и дочь. Он про тянул к ним руку. Но пламя ворвалось в кабину. Секундное забытье майора прошло: он понял — самолет горит! И почти в беспамятстве оставил машину. I I Сознание приходило редко. Несколько суток Макаров бредил. В т а ком состоянии ему и сделали операцию — извлекли осколки. Потом он начал возвращаться к жизни. Первое, что он почувствовал, было легкое прикосновение руки. — Проснулись?! — спросил женский голос. — А мы уж боялись... Вот хорошо!.. Через несколько дней Макарову сняли с головы повязку. Он открыл глаза... Какая-то зелень, будто он смотрел сквозь толстый слой воды, на бегала на него. Все предметы расплывались. Постепенно Макаров начал привыкать к своему положению. Т яж е лое ранение перестало угнетать его. Наоборот, находясь в окружении т а ких же раненых, он считал себя счастливее их, что сохранил хоть частич ку зрения. Он, хотя с немалым трудом, мог передвигаться самостоятельно днем и ночью. Сосед по койке, сапер, потерявший глаза, обе руки и л е вую ногу, с завистью говорил: — Эх, товарищ майор! Вы — счастливчик из счастливчиков!.. Оста лись бы у меня хотя руки... Эх, руки, руки! С руками жить можно, да и работа нашлась бы... А вот так трудновато. Если бы мне раньше здоро вому сказали, что я потеряю одну руку, я бы повесился. Теперь же почти чурка, а умирать не хочется. Будь одно живое сердце и ум, все равно за жизнь хвататься станешь. Макаров подолгу разговаривал с ним, помогал ему садиться, скру чивал папиросы, давал прикурить. Сапер вызывал в нем уважение сво ей неистребимой любовью к жизни. — А, наверное, я в госпитале один такой? — спросил сапер однажды. Макаров не обманывал: — Есть всякие: без глаз, без ног, без рук, а с таким комплексом р а нения, как у тебя, мало.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2