Сибирские огни, 1960, № 6

на ресницы выкатились слезы. — Слепой!.. Куда мне теперь?.. Какое счастье быть человеком! А разве я — человек?.. Я — простейшая органи­ ческая клетка, способная только ощущать. — Он обхватил голову руками и тотчас отнял их, начал ощупывать одну другой. — Мои руки... они ж е ­ на что они теперь годны? «Подайте напиться... Подайте, пожалуйста, мою палку... Подайте и подайте!» А к чему ноги, если я без посторонней помо­ щи не в силах пройти полсотни метров? Червь — не видит тоже. Но червь и подобные ему сами добывают себе пищу. А мне — «подайте!»... Нет, — к дьяволу! Лучше смерть, чем такая жизнь!» — Привет, Сергей Михайлович! Только после этого возгласа Сергей сообразил, что слышал легкий скрип двери и чьи-то шаги. А Макаров смотрел на него сквозь свои толстые очки, видел его взлохмаченные волосы, искаженное мукой лицо, распахнутый ворот ру­ бахи. «Как надломило!.. Тяжело парню», — думал парторг. Он крепко сжал вялую ладонь Томилова. — Узнаешь?.. Ну, кто я? Несколько секунд Сергей стоял неподвижно, потом облизал сухие гу­ бы, назвал: — Александр Васильевич... — и, понизив тон, как-то странно всхлип­ нув, продолжил: — Посмотрите, товарищ Макаров, каким стал ваш на­ чальник участка! Макаров повел его к стулу. — Посиди... Успокойся, Сережа. — Я... Александр Васильевич... Нет больше Сергея Томилова! Нет... Был и... нет. Все! Отжил... — Неправду говоришь! — Макаров сел рядом. Он застегнул Сергею рубашку, причесал волосы. — Неправду говоришь, дорогой Сережа! Не из таких ты, чтобы свалить тебя первым ударом! — Д а я... я... — упругий комок в горле не дал Сергею досказать. Макаров взял его за плечи, по-отцовски приблизил к себе и тихо про­ басил: — Эх, Сережа, Сережа! Милый ты мой... Знаешь что? Ну, поплачь, поплачь... И Сергей, потеряв самообладание, уткнулся в колени Макарова. — Тяжело мне, ох, как тяжело, Александр Васильевич! Я — сле-по- ой!! — его тело задергалось от рыданий. Макаров не мешал... Успокоившись, Сергей поднял голову, вытер слезы и стыдливо улыб­ нулся: — Извините, Александр Васильевич, не выдержал... Макаров снял очки, сунул их в футляр, закурил трубку. — И все-таки для музея ты не подходишь! — Что? — не понял Сергей. — А помнишь, что Маяковский сказал про «плачущего большевика»? Нелегко тебе, дорогой! Знаю. И говорю я это не просто ради утешения. Я верю, потому что сам пережил такое. Я ведь, брат, побывал.... в твоем положении. — И он, закрыв глаза, задумчиво погладил пальцами веки. Томилов недоверчиво насторожился, будто мог прочитать на лице Макарова, серьезно ли он говорит. «Лицо у него желтое, морщинистое, утомленное, — вспоминал Сергей, — а глаза... Какие у него глаза? Ведь их трудно было разглядеть сквозь очень толстые стекла очков...» — Да , бывает время, когда человек не рад жизни, — как бы самому себе сказал Макаров, — бывает невыносимо трудно. А вынести все-таки надо... Послушай вот...