Сибирские огни, 1960, № 6

свои магнетические точки притяжения и всегда очень индивидуально. «И плывет, плывет из тишины — голубой дымок вос­ поминаний». Этот мотив — самопризна- ние часто встречается в стихах И. А вра­ менко. У бойца Тимофея Худякова тоже всплыл «голубой дымок воспоминаний», дымок родного очага, и он также загово­ рил поэтическим голосом. Читая строчки — Я посетил сегодня детство, и встречи боль была остра, от этой боли нету средства, и не отыщут доктора. Я встречи ждал, томясь тревогой, что с каждым днем во мне росла, и снова позднею дорогой к порогу жизни привела — нам становится ясен тот круг жиз- ненных впечатлений, приближение к ко­ торому высекает поэтическую искру у И. Авраменко. Несколько лет тому назад в поэтиче­ ских дискуссиях раздавались довольно суровые голоса, направленные против ли­ рики. Неукоснительная, чрезмерно повели­ тельная регламентация поэтических жан­ ров вредна не только тем, что она сужи­ вает сферу советской поэзии и тем самым обедняет ее. Введение иерархии в поэти1 ческие жанры, предпочтение одних и иск­ лючение других препятствуют самооп­ ределению поэтов, мешает им настроить­ с я на «свою волну», тормозит естествен­ ное развитие индивидуальных особенно­ стей. Образ Тимофея Худякова, скажем, не отмечен повествовательной полнотой, в нем отсутствует зримость, осязаемость. Но своим лирическим монологом Тимо­ фей Худяков становится не менее живым образом, нежели персонаж поэтического р а с с к а з а , изображенный с самой до­ тошной отчетливостью. В лирическом образе поэтически во­ площены иные стороны живой действи­ тельности. Так же как реален мир и лю­ ди, так и реально восприятие мира чело­ веком. Сложная гамма чувствований и размышлений, цепь ассоциаций — столь же существенный предмет поэзии, как и рассказ, как изображение. Ленинградский поэт Илья Авраменко сохранил постоянную и живую связь с Сибирью. На страницах сборника и до­ рожные встречи, и путевые зарисовки, и картины стройки. Авраменко выступает здесь в роли поэта-«жанриста». Таково стихотворение «Володя» . Герой его —■шофер автобуса. «Вечно в грязной тельняшке — неизменной матросской,— с лихо вздернутым чубом — и в зубах с папироской». Маршрут его машины мимо Дома Советов и новых кварталов. Но добрый Володя норовит проехать по ок­ раинным улицам, чтобы подобрать всех желающих пассажиров. При второй встрече с Володей вместо старого, видавшего виды автобуса перед рассказчиком предстал обтекаемый жел­ то-бирюзовый «красавец». Аккуратно и чисто одетый Володя был однако угрюм и невесел. Конечно,—- «Зи с » — прекрас­ ная м арк а » ,— Но сказать откровенно, мне до боли досадно, что приходится ездить только трассой парадной. Ведь не зря же я раньше так? менял направленье,— мне хотелось полнее обслужить населенье. Это недурной стихотворный «очерк». Но подчас в стихах-зарисовках И. А вра­ менко впадает в невыразительный, бы­ товой «говорок» — И в тайге изменилось немало; хоть живем далеко от Москвы— и газеты идут и журналы,— в общем, все, что имеете вы. или в прозаизмы — Придет зима: каникулы, морозы — и вновь ребята вот так же полетят к себе в колхозы из интерната. Это происходит тогда, когда из стихов уходит лиризм, когда И, Авраменко вы­ ступает как рассказчик «со стороны». Только в одном чисто повествовательном жанре И. Авраменко сопутствуют удачи. Это —■ баллады о солдатском подвиге. Таковы «С ка з о гибели ста сынов Степ­ ного Баджея», «Дорога над Чулымом» (последняя названа поэмой). Здесь род­ ной сибирский колорит: Над еланью, мхом увитой, над тайгою над густой вышел месяц деловитый на полуночный постой. Здесь песенность, приподнятость ле­ генды: Там знамена партизаньи дольный ветер колыхал. Там суровое сказанье от чалдон я услыхал. Обыденная, разговорная интонация, мне кажется, Илье Авраменко противо­ показана. В лучших его стихотворени­ ях — сплетение и перекличка времен, лирический отсвет вчерашнего сквозь се­ годняшнее. Беспощадной войной опаленный в Минусинск возвращаясь назад, восемь суток на полке вагонной не смыкал свои очи солдат. («Песня»). Не случайно солдат возвращался в