Сибирские огни, 1960, № 6
кричал свое «конкретно» или «категорически» и, как всегда при этом, заливал ся безудержным смехом, заставляя улыбаться и меня. В общем мы двигались довольно быстро. Но я с каждым перегоном уставал все заметнее, — сказывался недостаток тренировки в ходьбе. Да и одежда моя уже давала себя знать. Якуты очень нечувствительны к холоду и могут идти при любом морозе в легком ватнике и торбазах, тщательно укутав шарфом лицо, и лишь на стоянках надевают поверх ватника кухлянку. Мне же ватника было мало, а полушубок с каждым километром становился тяжелее, пимы, как и в первые дни. моего похода, скоро потеряли эластичность, задубели. Я уже решил было отстать от упряжки и идти до Ипсы в одиночку. Но старик Горохов молча показал мне на нарту. Я послушно сел, и собаки повезли меня без видимого напряжения. Теперь я временами ехал, а временами шагал за упряжкой. Лебедев бежал все так же легко и все так же с веселым смехом подбадривал меня неизменными «категорически» и «конкретно». На Ипсы мы прибыли поздним вечером. Пока промышленники возились с упряжкой, я развел в урасе огонь и принялся готовить ужин,— проголодались мы таки изрядно. А старик, накормив собак, одну из них взял в урасу, двух привязал, а остальных оставил на свободе. Привычные животные сейчас же вы топтали в снегу ямки и, согнувшись калачиком, улеглись на отдых. Нарту про мышленники перевернули и нанесли на полозья тонкий, ровный слой воды, — нар те с такими «покрышками» легче скользить, а собакам, следовательно, легче бежать. После ужина Горохов из двух кухлянок устроил себе что-то вроде спального мешка, а мне дал теплое одеяло из заячьих шкур. Лебедев прикрылся тоже заячь им одеялом. Словом, спали мы с комфортом, в одном белье. Впрочем, это и понят но: для промышленника подобный переход с упряжкой — не эпизод, не случай ность; почти вся его жизнь проходит в непрерывных переходах — и близких, и дальних. Утром я прежде всего с радостью убедился, что мой полушубок и пимы хоро шо просохли. Старик набил котелок снегом, высыпал в него горсть чая и поставил на печурку, мы же с Лебедевым отправились собирать плавник. Отсюда наши дороги расходились. Промышленники отправлялись на север — сначала на Малый Ляховский остров, а оттуда на Котельный. Я же мог идти или через остров до избушки Ергилея с тем, чтобы переночевать у него, или же прямо к себе на станцию. В этом случае мне предстояло пройти около сорока километ ров без ночевки. Раздумывал я недолго: знал, что товарищи ждут меня с нетерпением, а сей час, пожалуй, и с тревогой. Да и самому хотелось поскорее добраться до дому. И я решил идти напрямик, чтобы выиграть сутки. Котелок и продовольствие оставил в урасе, захватив с собой только кусок хлеба, магнето и книги. Горохов и Лебедев простились со мной и пошли, пересекая остров, по тундре к проливу Этерикан, отделяющий Большой Ляховский от Малого. Я помахал им шапкой, спустился на лед и пошагал на свою станцию, как и раньше, морем. День выдался не очень морозный и не очень ветреный. Можно было идти не торопясь, спокойно. Благо, скоро начнутся знакомые места. Уже виднелась гора Санникова, за которой начинался мыс Кигилях, немного дальше смутно вы рисовывались на горизонте контуры Столовой горы. А от нее я найду свою стан цию даже в пургу. Словом, конец путешествия был уже близок. Да и шел я на этот раз совсем легко,— помогала неторопливая походка: пимы и пулушубок оставались сухими. Сейчас можно признаться, что я даже немного возгордился. Вспомнилась газетная заметка, в которой рассказывалось о героическом поступке советского врача на острове Шпицберген. Узнав о тяжелых родах в одном из рудничных поселков; врач один, без провожатых, в глухую полярную ночь совершил смелый двадцатикилометровый переход по тундре и спас роженицу. Заметка так и назы валась «Героический поступок». Слов нет, поступок бесспорно отважный! Врач
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2