Сибирские огни, 1960, № 6

И она проворными пальцами укоротила ремень нагрудника, тронула седло. Подтягивая подпругу, Устя сердито крикнула на своего коня: — Но, но! Надувайся! Я тоже спрыгнула с седла, предложила: — Сядем, отдохнем, Устя. Как хорошо здесь! — Баско туто-ка...— согласилась моя спутница. Мы сели на камень. Кони наши жадно хватали траву. Камни пахли вереском, около розовых кустов кипрея жужжали пчелы, далеко внизу, у шивер, шумела Катунь. Неожиданно Устя запела гнусавым, будто чужим голосом: «Со стра­ хом вы, братия, вы послушайте божие писание святых отцов...» ...Устя на четыре года моложе меня: на днях ей исполнилось шест­ надцать лет. Она широкая в плечах, лицо у нее круглое, щеки густо ру­ мяные, а губы малиновые. Серые, веселые глаза под дугами черных бро­ вей. От богатства красок на ее лице как-то не заметен узкий лоб, излиш­ не пухлые щеки. А когда Устя улыбается, — все недостатки ее лица меркнут! — Глаза у те тоскливые, Марея Максимовна,— 'иногда говорит она мне. — То ли ты и не молодая... — «Пророки пророчили за сто годов, иные сказали за тыщу лет...» — все так же гнусаво поет девушка, то закрывая глаза, то устремляя взгляд куда-то вверх. — Устя, ну что это за песня? Зачем она тебе? — прерываю я ее. — Это у нас в молельной старики эк поют. А я и песен-то других не знаю, Марея Максимовна. -— Я научу тебя. Слушай... — ласково прошу ее. И я пою первую пришедшую на ум песню, которую некогда мы, ученицы, часто певали в начальной школе: — «Сижу за решеткой, в темнице сырой...» Я пою медленно и до конца. — Бастенька играешь песню. Тожно, начни сначала. Я пою, Устинья морщит лоб, старательно и с усилием повторяет: — «...Вскормлённый на воле орел молодой...» Но вдруг она оживляется. — Глянь, глянь! Во-о-он и вправду орел. Я вижу: огромная птица парит над голой скалой. Перевожу глаза на Устю. Вся вытянувшись, стройная, она стоит на камне, и подол ее яркого, широкого сарафана свободно колышется от ветра. Устинья садится со мной рядом, кладет мне руку на плечо, загляды­ вает в глаза. — Я тебе расскажу бывальщину. Слушай-ко, Марея Максимовна. Мы ведь ране не туто-ка в Теректе, а в Нижнем Уймоне жили. А ковды красные с белыми воевали — тятенька на сборне был, десятским... Вон тама-ко, дальше я те укажу место, где белые девку убили... — Убили девку? — Убили. Товды, тятенька сказывал, отряд Сухова, шо ли-ча, зде- ся-ка проходил. А их белые разбили. А они, красные-то, кто куда и раз­ бежались. По горам в тайге укрылись. Слышь-ко, Марея Максимовна, споймали, белые-то, красных порядочно человеков, а промеж их девка была. Девка лицом баская, тятенька сказывал, а волосья до колен. Одна- че худая, ободранная... Ну, привели спойманных, красных-то, к Катуни... А тамо-ка: берег крутой, Катунь — быстрина, да и шумит страховито... Поставили белые-то красных, тятенька сказывал, спиной к Катуни, руки у всех связаны, все худые, одежа на них рватая... Одначе головы вздернули высоко...