Сибирские огни, 1960, № 6
мещались нередко в крестьянских избах, а дети-ученики порой писали на гладко выструганных листвяжных дощечках огрызком карандаша. Единственным развлечением для молоденькой учительницы было съездить к подружке в другое село. Вот однажды летом, в праздничный день как раз с такой целью по ехала я с хозяйской дочкой Устиньей в большое волостное село Катанду, в двадцати километрах от Теректы. Под нами были добрые, сытые, пригнанные с «белков» кони. Устинь ин меренок СоловКо бежал с переступью, а моя беленькая кобылка несла меня на седле, как в люльке, — так легко, не сбиваясь, шла она ино ходью. Когда за поскотиной открылась давно знакомая дорога вдоль увалов, я предложила: — Устя, поедем другой дорогой: эта уже надоела. — Это как, Марея Максимовна, через Нижний Уймон, ли шо ли? — задумчиво откликнулась Устинья. — Тамо-ка повдоль Катуни и добежим до Катанды. И мы свернули вправо. Было раннее утро. В синей дымке виднелись впереди горы. Далеко, далеко налево возвышались, освещенные солнцем, сверкавшие, словно две сахарные головы, вершины. Придерживая коня, я крикнула: — Устя, во-он там — видишь?—горят рядышком, две самые высокие! Как они называются? — Вроде это Белуга, так тятенька сказывал, — прокричала мне в от вет Устинья. Я засмеялась. — Д а не Белуга, а Белуха, Устя! — Ну, будь по-твоему. Ты больше нас знаешь, — усмехнулась Ус тинья. Через розоватый легкий туман в долине виднелся у лесистых гор Нижний Уймон. Воздух был так прозрачен, что казалось, до деревни ру кой подать, но по-устиному выходило, что от Теректы до Нижнего Уймо- на семь верст. Добрались мы до Нижнего Уймона как-то незаметно для себя. За деревней наши кони поднялись к берегу Катуни, и тропинкой — Соловко впереди, а моя кобылка сзади — направились берегом к Катанде. — Марея Максимовна, мы ведь ране жили в Нижнем Уймоне, — громко сказала Устинья. И вдруг за Катунью отозвалось: «Уй-мо-не, о-не, н-е-е-е! — Послушай-ка, Марея Максимовна, как гора здеся-ко говорит: Сё-е-е-е-е-ма! — крикнула она, зардевшись. И за Катунью у леси стой горы ясно раздалось: «Сё-е-е-е-е-ма, Сё-е-е-ма-а-а-а-а!» — Слышь, как ятно, — оживленно, сияя серыми глазами, сказала Устинья. — Ты гаркни кого любишь, Марея Максимовна. Я натянула поводья, приостановила лошадь, глубоко вдохнула воз дух и крикнула: — А-а-а-у-у-у-у-у! ' И за рекой в лесистых горах долго раздавалось: «А-а-а-а-у-у-у-у-у!» — Ишь вы, городские, какие хитрые, не сказываешь, кого любишь,— укоризненно заметила Устинья и, натянув поводья, соскочила со своего Соловка. Моя кобылка, невольно приткнувшись к хвосту коня, рассердилась, прижала уши, замотала головой. Устинья сказала: — Здеся тропка пойдет на подъем, а у Соловка подпруга ослабла, да и нагрудник болтается. 8 . «Сибирские огни» № 6.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2