Сибирские огни, 1960, № 5

Да, еще парнем любил ее Матвей. И она на него заглядывалась. Тревожили сердце его горячие взгляды. Был он ловкий, сильный, а по­ встречается с ней —- от робости слова не может сказать. Вот так же, как там, — на лесной лужайке. Только глядит да вздыхает. Чудной... А тут стал к ней свататься Петр. Первым он слыл гармонистом в де­ ревне: весельчак, балагур, смелый! Где уж устоять, все подружки от него без ума. Поплакала о Матвее, а замуж пошла за Петра... Признался в любви Матвей, когда вернулся с фронта и встре­ тил Клавдию уже вдовой. Всколыхнулось, было, прежнее у Клавдии, но мать сказала: — Выходи за Геннадия. Он мужик пробойный. С ним не пропадешь: будешь как за каменной стеной. Дите у тебя. А с Матвеем хлебнешь нуж­ ды. На его шее старики и сестра с ребятами. Он их не бросит. Что Матвей? Одно слово — калека! На войне Матвей потерял ногу. Если бы не было у Клавдии дочери, не посмотрела бы она ни на что. Но врачи обнаружили у шестилетней девочки затемнение в легких, и Клавдия, глубоко затаив свое чувство, стала женой Геннадия. Матвей женился на женщине тихой и болезненной. При фашистах она долго пряталась в холодном, сыром погребе. Это сказалось. Много лет она жестоко страдала от чахотки. Не помогли и курорты, куда возил жену Матвей. И вот уже полгода минуло, как похоронил ее. Жалел он жену, был ей верен. Но любовь его к Клавдии до сих пор не погасла. Она уга­ дывала это женским чутьем. ...Долго просидела Клавдия на завалинке. Глядела перед собой неви­ дящими глазами. Встала, бережно завернула голубую косынку и спрятала в сундук. Потом достала из верхнего ящика комода газету. На первой странице — портрет Матвея. Каждая черточка знакома в этом лице. Боль­ шие немного печальные глаза смотрят на нее с укором. Эх, жизнь, не так она повернулась! А могло быть все иначе... Когда Клавдия, уже на закате солнца, укладывала вещи в ящик, почему-то эти шубы, шали, отрезы не вызвали у нее обычного чувства довольства собой. С горечью вспомнила, как она дарила плюшевое одеяло Вале. Зять с непонятным равнодушием сказал: — Оставьте его себе, мамаша! На что оно нам. У нас два есть и хватит. Солить нам одеяла, что ли? Валя поспешно согласилась с мужем. Клавдия оскорбилась. Для кого, как не для дочки, она все приобретала, сколько попреков терпела, а им, выходит, это трын-трава. На другое утро Клавдия чуть свет отправилась на рынок в районный центр. Прежде она ездила в город. Но в последний ее приезд Валя, пу­ таясь и краснея, стала упрашивать мать не ездить в город на рынок. — Понимаешь, мама,— говорила она, избегая смотреть в глаза,— папаша с мамашей (так она называла свекра со свекровью) оба партий­ ные. Они осуждают — кто так вот... торгует. — Я ведь не ворованное продаю, а свое собственное,— обиделась Клавдия. — Они говорят... в колхозе надо работать. Больно уязвили даже не слова дочери, а то, что она, выходит, стыди­ лась ее, матери. Клавдия ничего не возразила, а ездить, скрепя сердце, в город перестала. Уж очень она любила дочь и, кажется, больше всего на свете дорожила ее благополучием.