Сибирские огни, 1960, № 5
сюда попала? Тут и от мужиков мокрое место остается. А она меня — «Кто такой?» — спрашивает. Остановился, улыбаюсь. Что ты ей скажешь? Артиллерист я, или тан кист, или пехотинец — безразлично же! В леску всякие солдаты были. «А ты,— спрашиваю ее,— кто такая? Где галстук свой пионерский дева ла?» — И шагаю ближе к ней. Тогда слышу: «Стой! Стрелять буду!» Опять останавливаюсь. Говорю: «Отклони карабин, а то он иногда и сам стреляет... Мы здесь в леску, на отдыхе».— «Ну, тогда поворачивай,— при казывает,— назад к своим и отдыхай, нечего слоняться!» Да так строго ■бровки свои сдвинула, губки сжала! Вижу— не послушаюсь, и в самом деле пулю пустит. Повернулся, пошел назад. Понаставили, думаю, девчо нок с карабинами, они сами себя пострелять могут, а как немцев увидят, то и на месте обомлеют. Добрячая защита! Видел я на своем веку зенит чиков, которые лихо выкрикивали: «По самолету, прицел пять, трубка сто пять... Огонь!» — и... мимо. Так то ж какие парни! Одной рукой снаряды подносят к пушке! А эти пионерки что будут делать, если налет? И, как напророчил,— только стемнело, в небе послышался вой. Пошли фрицы волнами, и все на лесок. Наши — кто в щели спрятался, кто под деревом залег. На земле — настоящее пекло. Вдруг сквозь весь этот гром слышу: та-та-та,— зенитки голосок подали. Улучил минуту, поднял голову, вижу: вспыхнул в небе самолет, потянул вниз, а за ним еще один загорелся и полетел камнем. Бросили фашисты несколько бомб и давай удирать... Эге, думаю, залили им зениточки сала за шкуру... С того дня, где ни встречу вашего брата в шинелях, кланяюсь до самой земли». Он рассказывает, девушки, а глаза его смеются, и из уголков губ тоже улыбочка выгляды вает. Болтай, думаю, может, ты просто смеешься над нами. Но нет. Уго щал конфетами, помог мешки наши снять... Говорит, что расспрашивал одного зенитчика, как это получается, что девушки так здорово стреляют. Тот пояснил: девушки математику знают, с десятилетки, быстро вычис ляют все данные... — Это не тот сержант с вами ехал, что так много воды пьет? — при щурилась Зара.— Жарко, холодно — все равно сержант на пост завора чивает воды попить... А Люба знает, что начальник сюда не пустит, на встречу с кружкой бежит... — Глаза у тебя завидущие! — вспыхнула Люба. — А ну, товарищи, кончайте разговор! — вмешалась Давыдова.— Малявина, разбуди Лубенскую. Алиева — за водой! Вымоем посуду, на чнем уставы повторять. — Ох, уж мне эти уставы! — лениво поднимаясь с травы, проговори ла Зара.— Так опротивели! — Разговоры! — прикрикнула на нее Давыдова. — Скоро никаких уставов не нужно будет. Зайду в саклю и на поро ге все забуду... — Тогда и забудешь, а сейчас учи! Зара легкой походкой пошла к разрушенным сеням и возратилась с большим кувшином и автоматом Давыдовой. В таких кувшинах местные жители — молдаване — в самую большую жару сохраняют напитки про хладными. Быстрым, изящным движением Зара поставила его на левое плечо. Кувшин будто прирос к стройной девушке и, казалось, стоял сам по себе. — Зара! Сними посудину! — сердито приказала Давыдова — Сколь ко раз повторять! Фашистские наблюдатели следили за подступами к реке. Однажды ночью они даже попытались сделать на этом берегу засаду, чтобы взять «языка». Вражеские разведчики сами попали в плен, а другие больше не решались соваться через линию фронта. Зато вражеские снайперы не жа лели патронов для обстрела дороги над Днестром и прибрежных холмов. 45
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2