Сибирские огни, 1960, № 5

меня то, чего я не знаю. Поэтому и вызвал. Дипломат из меня плохой. Давай-ка, поговорим откровенно, напрямик. Как у тебя с бытом, дружишь с кем? Смоляров действительно был дипломатом неважным, потому что, спрашивая, сам помрачнел, нахмурился. — Да все в порядке,— неловко протянул Андрей. — То есть, как «в порядке»?! А что у тебя с Чайкой? На щеках лейтенанта проступил багрянец. — Ну, чего молчишь? Андрей вздохнул. — Дружить надо. Это хорошо. Мы все — друзья, боевые побратимы... Но мне сказали... — Что вам сказали?.. — Значит, между вами, так сказать, ничего большего, чем воинская дружба, нет? — мрачно расспрашивал Смоляров. — Плохого ничего нет,— вспыхнул лейтенант. — А что хорошее? Вопрос был поставлен прямо, и на него нужно было отвечать тоже откровенно. Андрей не хотел кривить душой перед Смоляровым. Он налег на стол так, что колодочка от медали больно втиснулась в грудь, и негром­ ко сказал: — Люблю я ее... товарищ капитан. Вот как хотите!.. Можете карать меня... — Не в наказании дело! — Смоляров сердито стукнул пальцами.— Любишь, значит? И ты считаешь это допустимым в наших условиях? — С точки зрения устава...— начал Андрей. — Какая еще точка зрения может быть у воина? — А сердце, товарищ капитан? Разве оно умерло? — Нет,— спокойно сказал Смоляров.— Есть сердце у воина. И в нем теперь одна любовь, одна ненависть, одна мысль. — А любовь к девушке, к товарищу? Разве она мешает любить Родину? Смоляров с досадой махнул рукой, поднялся, заходил по комнате. — Не время, понимаешь, не время, Земляченко, давать волю посто­ ронним чувствам. Война не терпит, когда солдат увлекается чем-нибудь посторонним. Война не прощает этого... — Ведь и вы любите! Свою жену, детей, невзирая на войну! — Это другое дело, Андрей,— Капитан перешел на совсем неофици­ альный тон.— У нас с женой давние, установившиеся отношения. Они не могут принести вреда, например, порядку в нашей части. А у тебя что?! Увидел смазливое личико и сразу увлекся. Завтра другая тебе понравится... — Другая?! Нет, это — на всю жизнь! — Сколько ты у нас? — Ну, недавно... — И считаешь, что уже полюбил на всю жизнь? Андрей не выдержал. Он рассказал Смолярову и о том, как впервые, увидел Зину и сам не догадывался, какие чувства рождаются в его душе, и о случае с очками Моховцева, о разговоре на речке, убеждал, что глубо­ ко уважает эту скромную, серьезную девушку. И вдруг он обратил внимание на красочный плакат, висевший за спиной Смолярова. На плакате солдаты шли в атаку. Оставив за собой ярко-желтые взрывы мин, они уже добежали до немецких проволочных заграждений. Один повис на проволоке, судорожно забросив назад голо­ ву. А слева от него, на переднем плане, худенькии солдатик в зеленой каске с таким самоотреченным лицом прижался грудью к амбразуре вра­ жеского дзота, что Андрей умолк, будто прикусил язык. — Сложное дело,— задумчиво проговорил Смоляров, не заметив 39