Сибирские огни, 1960, № 5

ветских людей. Индивидуальные пережи­ вания Мотовилова находят глубокую аналогию в чувствах, испытанных массой бойцов на войне. Рассказчик в «Пяди земли» не отде­ ляет себя от остальных, а говорит одно­ временно и о них и от своего имени. В этом сочетании задушевного личного то­ на с объективным рассказом о товари­ щах по оружию и судьбе заключается главная впечатляющая сила повести Г. Бакланова. С первых же ее страниц рассказчик как личность прочно завоевы­ вает наши симпатии. Он достоин тех, от чьего имени ведет рассказ. И как раз это исключает для него всякую возможность малейшей идеализации собственного по­ ведения. Герой выступает перед нами таким, каким он видит себя перед своей собственной совестью, не стремясь пока­ заться ни лучше, ни хуже того, что он есть в действительности. С бесстрашием полной искренности отмечает он каждый свой неверный шаг, каждое мелкое или тщеславное побуждение, которое способ­ но шевельнуться в его душе. И одним этим — в нравственном смысле — ока­ зывается выше собственных недостатков и слабостей. Вот, например, глава о военной субор­ динации, в которой лейтенант Мотовилов тоже занимает свою ступеньку. И это об­ стоятельство кладет свои черточки на его характер. Мотовилов бесконечно далек от того, чтобы жить тщеславными помыс­ лами человека, и на войне заботящегося о своей служебной карьере. Но известие о предстоящем повышении приятно ще­ кочет его самолюбие. «Все же странно устроен человек. Вот и не нужно мне это: кончится война, бу­ ду жив —- демобилизуюсь ведь, а все равно приятно. Я даже сразу добрей ста­ новлюсь». Не найдя себя в списке награжденных, Мотовилов в штабе дивизиона испыты­ вает острое чувство досады — будто его ограбили. Потом он долго будет стыдить­ ся этого чувства. Среди награжденных не оказалось — в который раз ■— и сол- дата-связиста Шумилина. Он хотя не со­ вершил геройских подвигов, но лучше многих на войне узнал, почем фунт лиха. С начала войны прошел и прополз со сво­ ими катушками тысячи километров, а вот награды так и не выслужил до самой смерти. И этот факт не проходит мимо сознания героя. Для Мотовилова это еще один урок справедливости на войне. «Странно, как многое из того, что не имеет цены там, на плацдарме, здесь ста­ новится важным. Мы ни разу не говори­ ли там об орденах, а сейчас не нашел себя в списке и рассердился. Перед кем, правда, неловко, так перед стариком Шу­ милиным. Он, конечно, ничего не скажет и виду не подаст, но, пожалуй, даже луч­ ше, что меня нет в списке, по крайней мере не так неловко перед ним». Столь же неловко герою улавливать иногда в своем отношении к подчиненным те же нотки ненужной резкости, раздра­ жительности, которые так задевают его самого в начальственном тоне командира дивизиона Яценко. Ведь легче всего со­ рвать досаду на безответном перед тобой человеке. Но даже самая малая неспра­ ведливость по отношению к тому, кто завтра может стать мертвым, никогда уже не загладится и потому не имеет мо­ рального оправдания. Война открыла новые измерения внутренним качествам людей. Выше, строже, человечнее становятся нравст­ венные критерии, с которыми подходит герой Г. Бакланова и к самому себе и к окружающим. В истории неразделенной любви Мотовилова к Рите Томашевой эта высота нравственной оценки чело­ века проявилась, может быть, с наи­ большей отчетливостью. Мотовилов ста­ новится свидетелем чужой любви, сох­ ранившей в самых суровых и жестоких обстоятельствах войны всю полноту че­ ловеческого обаяния. Но когда гибнет от шального снаряда комбат Бабин, окончательно угасает последняя надеж­ да, смутно жившая в душе героя. Он убеждается, что никогда не сможет за­ местить в душе Риты того человека, которого она так беззаветно полюбила и так скоро потеряла на войне. Сдержан­ но, лаконично, со сдавленным в себе чувством замыкается лирическая тема повести, замыкается мыслью о чужой звезде, которая когда-то казалась герою близкой, своей, и почему-то напоминала о Рите... «Ночью снимается с позиций и уходит вперед пехота. Рита уходит вместе с батальоном. Я даже не иду прощаться. Так тяжело на душе, и так за нее больно! Всю ночь над высотами, теперь уже позади нас, ярко горит желтая звезда, и я смотрю на нее. Наверное, ее как-то зовут — Сириус, Орион... Для меня это все чужие имена, я не хочу их знать». Как в духовный мир каждого челове­ ка входит опыт всей его оставшейся за плечами жизни, так в сознании Мото­ вилова включаются подробности его лич­ ной биографии. Черточки этой биогра­ фии накапливаются в повести незамет­ но. естественно, с той же прихотливой закономерностью, с какой возвращает ассоциативная человеческая память со ­ бытия и образы прошлого. Внутренний мир героя начинает от­ крываться с самых интимных и близ­ ких каждому человеку вещей. На войне обновилось сыновнее чувство героя к матери. Другими, широко открытыми глазами взглянул он на материнские труды, заботы, переживания; все чаще вспоминаются ему обиды, причиненные ей. К матери обращен центральный ли­ рический монолог повести, утверждаю­ щий мысль о нераздельности судьбы че­ ловека и судьбы поколения. Герой соз­ нает, что никто не заменит матери уби­ того на войне сына. «Меня мог бы заме­