Сибирские огни, 1960, № 5

лам неписаного кодекса офицерской доб­ лести. Новиков почти что ровесник Алешина, но между их характерами яв­ ственно ощущается дистанция зрелости, порожденная различиями жизненного опыта. «Алешин молчал, брови слегка хму­ рились, каштановые волосы наивно ле­ жали на незащищенно чистом лбу, от­ крытом сдвинутым назад козырьком фу­ ражки. Но весь вид его не был беспеч­ но лихим, как давеча, когда после боя пришел он от орудия весь налитый ра­ достью молодого тщеславия— расчет его подбил четыре танка. И Новиков поду­ мал: они недалеки друг от друга по го­ дам, но что-то резко отделяло их. просто он чувствовал себя гораздо старше Алешина, и странная, с горечью неж­ ность шевельнулась в нем. Он сохранил то, что потерял я — жить по первому впечатлению. А это признак молодости. Как он это сохра­ нил? Может быть, потому, что он год был рядом со мной и смог сохранить то, что я терял?» Новиков с характерной для него не­ сколько рассудочной склонностью к оценке своих поступков точно формули­ рует реальные отличия психологических типов, определившихся на войне. Но он не схватывает всей противоречивости стремительного процесса возмужания и повзросления человеческой души. Кроме каких-то утрат естественного для молодости эмоционального опыта, главным образом, его радостных и свет­ лых сторон, поколение Новикова полу­ чило такие возможности нравственного обогащения и развития, которые не мо­ гли бы дать годы обычной, нормальной жизни. В этом смысле ощущение Нови­ кова, что он по-настоящему еще «не жил», — ошибочно. Нет, он жил, жил небывало напряженной, стремительной жизнью, дающей огромный психологиче­ ский и моральный опыт. Пристально всматриваясь в поступки Новикова, Ю. Бондарев еще не захва­ тил во всей глубине и оттенках общее движение его мысли. История духовного становления центрального героя вынесе­ на как бы за рамки повести. Прошлое Новикова действительно можно «уло­ жить в одну строчку». Но это только по­ тому, что оно мало интересует самого писателя. Духовная организация челове­ ка в ее психологической изменчивости, подвижности, пока еще не привлекает специального внимания Ю. Бондарева. И это ощущается как известный недос­ таток. Дело здесь, разумеется, не в том, что в повесть не вписана подробная био­ графия Новикова. Такая биография ед­ ва ли нужна в динамичном по ритму повествовании. Речь идет о сравнитель­ ной бедности, однолинейности ассоциа­ тивных связей человека с тем миром, который близок ему духовно. Именно в воссоздании внутренних реалий этого мира всего ощутимее чувствуются сла­ бости авторского письма. Характер Новикова четко намечен, но ему не хватает психологической объ­ емности законченного образа, не хвата­ ет того, что Гоголь называл «полным воплощением в плоть», когда по одному движению с поразительной ясностью ви­ ден весь человек. Показательно, что в лирических си­ туациях повести характер Новикова поч­ ти не обогащается новыми гранями; он остается неизменно равным самому се­ бе. А ведь по замыслу именно любовь к женщине должна была вернуть герою утраченное ощущение молодости, ощу­ щение непосредственности, небывалой свежести и остроты чувств. Преодоле­ ние отчужденности Лены и близость к ней должны были стать для Новикова одновременно и преодолением какой-то односторонности развития собственной души. Но это обновление героя, до вре­ мени утратившего молодость, осталось скорее в замысле, в сюжетных возмож­ ностях повести, но не в ее непосредст­ венном образном воплощении. Эмоцио­ нальная сторона всех перипетий внут­ реннего сближения Новикова и Лены описана в «Последних залпах» скупо и. надо сказать, далеко не в силу художе­ ственных возможностей Ю. Бондарева. В короткой истории любви Новикова и Лены по-настоящему глубокое впечатле­ ние оставляет лишь финал, трагически завершающий всю повесть. Герой узна­ ет интимную близость к женщине всего лишь за несколько часов до смерти. Эпохи человеческого бытия сместились, весь срок, отпущенный человеку судь­ бой, оборвался по существу на самой заре жизни. Гибель Новикова во время сокруши­ тельного огневого налета дана в «Пос­ ледних залпах» глазами Лены. Перед самым боем она взяла починить его ра­ зорванную гимнастерку и не успела этого сделать. Все произошло на ее гла­ зах. «Дым снова разодрало ветром, что-то белое по-прежнему ничком неподвижно лежало на бруствере. И тогда, переведя взгляд на гимнастерку, пусто лежав­ шую у ее ног с разорванным, незаши- тым рукавом, она вдруг поняла все. И, с ужасом схватив гимнастерку, пахну­ щую им, прижимая ее к лицу, комкая ее, зарыдала жаркими, обжигающими слезами, вся вздрагивая, крича что-то, моля о справедливости». Одной-единственной деталью Ю. Бондарев передал всю резкость разры­ ва состояний между жизнью, еще сох­ ранившейся в запахе человеческого по­ та, и пустотой небытия. Это ощущение, прошедшее, как удар тока, через потря­ сенное сознание героини, приоткрывает подлинную глубину трагедии человече­ ской гибели и трагедии непоправимой утраты. В скорбных мотивах, которыми замы­