Сибирские огни, 1960, № 5

Эта, по определению автора, «малень­ кая повесть» принадлежит к тому же циклу «Из записок военного корреспон­ дента», в который вошли рассказ «Пан­ телеев» и повесть «Еще один день». Все эти произведения объединяет образ на- блюдателя-рассказчика, корреспондента «Красной звезды» Лопатина. Очевидно, сам автор рассматривает произведения цикла как звенья одной цепи наблюдений и размышлений над уроками войны. Та­ кая позиция предполагает известное един­ ство точки зрения или, по крайней мере, единство художественного метода иссле­ дования различных фактов. Однако, не­ смотря на подчеркнутую автором фор­ мальную связь всех трех произведений, между повестью «Еще один день» и «Пантелеевым», с одной с т о р о н ы , и рас­ сказом «Лель», с другой, лежит резкая черта. По духу, по глубине анализа че­ ловеческих характеров, наконец, просто по отличительным признакам и мере та­ ланта эти произведения трудно сопоста­ вимые. Если бы они не были подписаны одним и тем же известным литератур­ ным именем, можно было бы подумать, что их создали два очень разных чело­ века. В рассказе «Лель» на первый план вы­ ступила тема идейного отступничества, предательства, «потемок духа». Сам по себе такой поворот темы, конечно, не вызывает возражений. Психологию пре­ дательства, двурушничества нужно хоро­ шо знать, чтобы успешно распознавать и бороться с современными духовными оборотнями. Если бы К. Симонов правдиво и силь­ но раскрыл эту сторону мрачных «поте­ мок духа», можно было бы понять писа­ теля. Но, увы, в рассказе «Лель» про­ изошла весьма странная подмена объекта. Начат рассказ очень многозначитель­ но. Эта многозначительность лишний раз подчеркивается тем, что его развязка да­ на уже на первой странице: некто «Н. Зайцев», он же «Н. 3 .» , «Н. Евгень- ев» и, наконец, «Н. Лель» оказался пре­ дателем родины: продавшись фашистам, он выступил в их грязной газетке с пе­ редовой статьей «Свобода творчества!», тут же напечатав под разными подпися­ ми и свои собственные литературные опусы. Таким образом, жизненный финал главного персонажа заранее известен — перед нами презренный отщепенец, по­ литически и морально растленный чело­ век. А поскольку итог известен, основной интерес, естественно, сосредоточивается на мотивах, причинах, предыстории это­ го падения, рассказ о которых занимает центральное место в конструкции произ­ ведения. И вот здесь-то и произошла под­ мена темы. К. Симонов пообещался рас­ сказать историю человека, опустившего­ ся до предательства, то есть до самого гнусного из всех политических преступ­ лений, а рассказал весьма банальную и малозначительную историю «непризнан­ ного таланта», мелкого неудачника, бес­ славно подвизавшегося на поприще лите­ ратуры. Но ведь психология мелкого ли­ тературного неудачника (даже с чрезмер­ но раздутым личным самолюбием) и пси­ хология предателя— это величины далеко не всегда обратимые, говоря языком юриста, тут два совсем разных состава преступления. Но как раз той мотивиров­ ки, которая бы неоспоримо доказывала закономерность такого превращения именно в данном случае, в рассказе нет. Конечно, и из мелкого литературного неудачника может, как из личинки, вы­ расти предатель. Предательство вообще не требует каких-то особых талантов и качеств, кроме одного — шкурничества. Объяснять же предательство непосред­ ственно психологией ущемленного лите­ ратурного неудачника — это все равно, что объяснять гангрену простудным на­ сморком. К. Симонов, как это ни странно, оказался в положении врача, поставивше­ го именно такой диагноз. Политическое падение героя, очень внешне мотивированное привходящими литературными обстоятельствами, оста­ лось в рассказе «Лель» без правдивого, закономерного в своих главных «узлах» биографического и психологического объ­ яснения. 2 Роман К. Симонова «Живые и мерт­ вые» создавался в течение второй поло­ вины пятидесятых годов. Он отделен от изображаемого времени почти двумя де­ сятками лет. Историческая перспектива, открывша­ яся перед взглядом писателя, действи­ тельно позволила ему как бы заново, с более высокой точки зрения оценить со­ бытия войны. Но перед художником всегда стоит дилемма: либо опередить время, проникнуть дальше того, что ус ­ тановилось, либо отстать. Достоинства и недостатки нового романа К. Симонова «Живые и мертвые» 1 лишний раз сви­ детельствуют, насколько остро встает этот выбор перед писателем, затрагива­ ющим действительно глубокие вопросы общественно-исторического развития. По своей основной направленности но­ вый роман К. Симонова продолжает гла­ венствующие мотивы, намеченные рас­ сказом «Пантелеев» и повестью «Еще 1 Надо отметить, что под заглавием «Живые и мертвые» уже появился роман о войне молодо го писателя Л. Кукуева. Этот роман был опубли­ кован сначала в «Сибирских огнях» (1958), а за ­ тем выпущен отдельным изданием в Иркутске (1959). Повторение чужого заглавия, как бы оно ни было выразительно само по себе, едва ли можно признать достижением авторской мысли. Тем более, когда речь идет о близком жизнен­ ном материале. Этот небольшой штрих по-своему симптоматичен: даж е выразительное заглавие м о ­ жет оказаться неоригинальным.