Сибирские огни, 1960, № 5

в уоде самой борьбы. Ответ на этот во­ прос. по необходимости ведет к анализу целой, совокупности очень сложных об ­ стоятельств и Фактов. В рассказе «Пантелеев» внутренние мотивы человеческого поведения, то есть категории морально - психологиче­ ские, исследуются в их прямой связи с практическими результатами войны. Фигура дивизионного комиссара Пан­ телеева, всего больше удавшаяся К. Си­ монову, занимает центральное место в художественной концепции рассказа. Именно в этом сильном и деятельном по натуре русском человеке воплощена та главная сила, которая составляла стано­ вой хребет нашей армии. Обаяние Пан­ телеева — в его личном мужестве, не­ поддельном демократизме, монолитной цельности всего его облика — команди­ ра и человека. Вся линия действий и размышлений Пантелеева в рассказе очень предметно, наглядно обнажает суть тех спутанных и противоречивых фактов, которые кроются за первыми военными неудачами. Остро переживая эти неудачи, де­ тально анализируя их причины. Панте­ леев в то же время относится к ним как волевой и бесконечно убежденный в победе человека. Его убежденность опи­ рается на глубокую веру в советских людей. Такие, казалось бы, эпизодиче­ ские персонажи рассказа, как заикаю­ щийся моряк-артиллерист, проявивший мужественную выдержку и инициативу в обстановке общей растерянности, как бесстрашная девушка — шофер Паша Горобец, перебросившая под огнем ми­ нометную батарею, воссоздают ощуще­ ние реальной, хотя еще и не развернув^- шейся в полной мере силы, встающей на, отпор врагу. Как политический руко­ водитель Пантелеев не одинок в своей упорной и последовательной работе по перестройке и укреплению вверенной ему армии. ]?го воля и многолетний во­ енный. опыт лишь вносят необходимое организующее начало в борьбу, объеди­ няют воедино все наиболее смелое, ини­ циативное. самоотверженное в рядах ■сражающихся войск. Нашлись критики, объявившие, что трагическая смерть Пантелеева в фина­ ле рассказа бессмысленна и случайна, равно как и смерть потерявшегося, мо­ рально надломленного и жалкого коман­ дира полка Бабурова, отданного под суд и кончившего жизнь самоубийством. Что можно ответить на это? Конечно, всякая смерть здорового и еще полного воли к жизни человека тем обиднее, чем меньше в ней логики. Но разве война не превращает алогическую нелепость слу­ чайной смерти здоровых и сильных лю­ дей в своего рода закономерность? Что же касается до художественного смысла двух смертей в финале рассказа К. Симонова, то только при откровенно предвзятом подходе к произведению мо­ жно просмотреть их подлинное, совер­ шенно противоположное идейное зна­ чение. Бесславная смерть Бабурова подво­ дит логический итог определенной со­ циально-психологической теме рассказа. Она в новой плоскости ставит вопрос о предпосылках и значении гражданско­ го мужества на войне, без которого так же, как и без воинской смелости, недо­ стижима победа. Безвременная смерть Пантелеева, тем более потрясающая, что она насти­ гла героя уже после всех испытаний и опасностей боевого дня, из которых он вышел невредимым, с особой силой под­ черкивает главенствующие героические мотивы рассказа. Смерть человека за­ ставляет заново вспомнить о его жизни, она бросает последний отблеск на его де­ ла, желания, страсти. Пантелеев до пос­ ледней минуты жизни был верен своему долгу коммуниста, его образ остался в сознании тех людей, которых он поднял в первую атаку, которым он передал час­ тицу своего боевого опыта, энергии, му­ жества. Трагический финал рассказа придает особую значительность всему, что составило содержание последнего дня жизни героя, приоткрывая тем са­ мым перспективу торжества того дела, ради которого он отдал свою жизнь. Говоря об этом внутреннем пафосе рассказа, необходимо сказать, что уже при первом чтении «Пантелеева» обра­ щал на себя внимание один неверный полутон, проникший в рассказ. Речь идет об эпизоде со шпионкой, биогра­ фию которой подробно записал во вре­ мя допроса Лопатин. Этот эпизод явно выпадает из произведения и своей те­ мой, и самостоятельной, не в меру раз­ росшейся биографической полнотой, и даже чисто внешним тоном рассказа-за­ писи. А самое главное, мысль о воз­ можных мотивах предательства подкреп­ лена здесь очень шаткими и произволь­ ными психологическими обоснованиями. Некая двадцативосьмилетняя женщина, изуродованная еще в детстве своим от- цом-кулаком, становится шпионкой, так как не желает упустить жалкую кроху своего «несостоявшегося женского счастья». Она покорно, «как собака», выполняет поручения своего троюродно­ го брата — предателя, ставшего жить с ней из милости как с женой. Все в этой истории настолько лишено общего значения, настолько искусствен­ но и случайно, что все авторские попыт­ ки заглянуть в черную душу, где царил «ад разрушенных надежд и нестерпи­ мых воспоминаний о несостоявшемся женском счастье,» воспринимаются как покушение на острую тему с не очень пригодными средствами. Об этом в общем-то незначительном эпизоде рассказа «Пантелеев» можно было бы и не вспоминать, если бы тен­ денция, выраженная здесь лишь сла­ бым намеком, вдруг не обернулась та­ ким рассказом, как «Лель».