Сибирские огни, 1960, № 5

рили все разом, перебивая друг друга. Потом раздался громкий смех. Видно, Ольга чудит. Вместе со всеми смеется и Матвей. Смех умолк, и Зинаида своим надтреснутым хриповатым голосом спросила: — Матвей Ильич, а что слыхать насчет войны? — Объясните, пожалуйста, — попросила Ольга,—Боюсь за своего миленького. Что это за страна такая — Ливан? Женщины, уже было взявшиеся за тяпки, плотнее окружили Матвея. Пока усаживались, Марья крикнула: — Клавдия, иди-ка сюда, послушай! Не уйдет от тебя твой бурак. Клавдия поспешно бросила тяпку, подошла и села подле Марьи. На Матвея она не смотрела. Понятно говорил Матвей, слова в душу западают. — Кому нужна война? - Спросил и замолчал, задумался. Молчат и женщины. Ветер в кустар­ нике запутался, тихо листвой перебирает. Где-то, видно, во ржи, перепел­ ка кричит, «пить пойдем, пить пойдем». Кузнечики в траве стрекочут в упоении, куют нехитрую песенку о любви. А кругом, сколько глаз охватит, поля... поля... Бегут по жирному чернозему кустистые рядки свеклы. Там, где небо опрокидывается над полем, рядки сливаются в темное озеро. Сле­ ва черное, в зеленую клетку, кукурузное поле. И тишина вокруг, такая мирная благодатная тишина... Клавдия перевела взгляд на лица женщин. Будто и не они всего не­ сколько минут назад смеялись, радуясь шутке. Лица посуровели. Зинаи­ да сидит, свесив голову, словно птаха подбитая, и жесткими, огрубевши­ ми пальцами теребит край фартука. Про нее говорят: скажет, как змея укусит. А почему такая стала? Клавдия помнит ее миловидной девушкой. Всякому, бывало, рада услужить. А певунья была. Не верится, что ее когда-то парни называли колокольчиком. Куда же все подевалось? С чего она стала колючей, как репей? Почему раньше времени поседели волосы, помутнели глаза, присохли груди? Почему? Да разве второй раз сможешь перенести такое, что перенесла Зинаида? Война вырвала у нее из семьи мужа и двух сыновей. Три года подряд она получала похоронные, а на четвертый год, здесь в деревне, у нее на глазах, подорвалась на мине де­ сятилетняя дочка. После похорон девочки Зинаиду из петли вынули. Вернули ее к жизни дети. Приехала к ней больная сестра с ребята­ ми. Через год сестра померла. У Зинаиды на руках осталось трое ребят. Ей предлагали сдать их в детский дом, — отказалась. Заменила детям мать. Нет, Зинаиде война не нужна. И как бы в подтверждение мысли Клавдии, чей-то тоскливый женский голос произнес: — Кому она нужна, эта война-то?! Сколько годов прошло, а все на полях черепа выкапываем. А чьи они, косточки-то эти? Поди, и сейчас по ним кто-то плачет. Снова заговорил Матвей. Клавдия в душе соглашалась с ним. Вот уж правда. Война — смерть. А смерть добрым людям никогда еще радости не приносила. Война — слезы женщинам. У кого отца, у ко­ го мужа, у кого сына из семьи унесет. Сколько вдов, сколько сирот! Чем дите виновато?! За что, за какую провинку ребенок никогда отца своего не увидит?! Пусть у тебя кожа другого цвета, а сердце-то ведь такое же! Это сердце одинаково любит, одинаково тоскует, одинаковосжимается от бо ­ ли, когда ребенок спрашивает тебя: «А где мой папа?» ...Да... и вот снова, пусть и на чужой земле, война, снова убивают ни в чем не повинных людей. Даже не верится... А кругом такая тишина... Тишина и в ясном небе... и на зеленых полях. Только ветерок, нежась, листочки гладит на кустах. Незаметно само собой разговор перешел на колхозные дела. Жен­