Сибирские огни, 1960, № 4
Это самое и со мной... Ей, силе, не в мочь в комок свернутой в человеке прятаться. Она тревожится, ворочается, воли просит. Ей надо красивым домом стать, в плотину лечь, в железо и колос перелиться. Она волшеб ница, сила человеческая! — Это, внучка, по кому глядя... У одного — волшебница, у другого — колдунья. Есть слабоглазики, у которых она, кроме тюфяка, крынки мо лока да в рот яблока, другой красоты знать не хочет. Взять ту же Сми- ральду... Износит ее такое человеке в вяленом виде, в пустоцвете, — ум рет, — и никакого следочка от него на земле. Только лишнюю соринку с нее сдуло. А чья сила в железо вклепана, в раствор замешана, в пашню впахана — этот человек вроде бога, сказать, по земле прошелся. И укра сил ее, и имя свое на ней утвердил. Жил — творил... подвинься, боже. Дай-ка, я рядышком сяду. До самого позднего вечера проговорил с ней Елизар. Вспомнились ему Мироновы слова: «А дорастут... Подхватят и донесут, куда задума но!» И вот, спит Ленушка, а он разыскал картинку, где Ленин с бревныш ком, и опять, как тогда, в читальне, он долго смотрит на человека, до боли сердца родного, на самого великого на земле «неслуха», которому «без пролетарьяту дыханья не хватало». И опять, как тогда, не замечает Ели- зарушко, что он уж беседу с Ильичем ведет: — Ильич! Сложи бревнышко. Взойди на штабелек какой...Посмотри вокруг. Видишь, какое племя партия твоя взрастила?! С лопаткой в руках взлететь их манит, на ладошках золотые, алмазные россыпи открыли, вла дыками себя называют! Миллионы твою великую совесть наследуют, под твое бревнышко встают. Светлая молодая буря над молодой твоей Дер жавой гудит, звонкое, радостное половодье из края в край земли разли вается. И хорошие песни поются: «Мы молодой, дескать, рабочий класс», а не как-нибудь, «Мы комсомолия, мы ленинцы», а не кто-нибудь! Ком мунистические бригады миру явились, небывалый марш начинают, небы валый план штурмуют! Поверишь, Ильич! Такого витамину, другой раз, возле радио примешь — плечи прямятся. Напутствуй их дорогим сло вечком... Пусть услышат внучатки родную картавинку. Скажи им хоть, вот как мне придумалось: «Правильно, внучики! Молодцы! Так и держать!» Видишь, шахтер, Санька Кольчик— народного депутата, подземного чертушку и угодника, самого Николу Мамая задирает: — Мы тебя, Мамая, перемамаим! — кричит. — Больше угля нало маем!.. Ваня Курский, ленинградский каменщик, кирпич кирпичом погоняет, с новосельем людей поздравляет. Горновой с Магнитки, Гриша Оглобля, копченая грудь, летку пробил — ложкой сталь пробует, Юрка Куцый во граде Киеве экскаваторьям зубья вставляет, а там, дальше, доярка на од ной ножке извернулась, подойничком звякнула, тракторист пускач рва нул, лесоруб сосной об порошу ахнул, повар котлетку отстукал — услы шали словечко твое и звонкоголосят на весь шар земной вседержатели: — Есть так держать, Великий Дедушка! Есть так держать!!! Двенадцать часы бьют. Приоткрыл Елизар глаза — несет Ильич свое бревнышко. Не горит оно, а тепло от него и за Китайскую стену, и за Ду- най-реку достигает. Ничего на нем не написано, но даже слабоглазому проясняет: «Владыкой мира будет труд!» И никак иначе! А у этого государя, парень, против мозолей нет драгоценности! Ле нушка это правильно понимает. 3 . «Сибирские огни» № 4.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2