Сибирские огни, 1960, № 4

Мирон ему казанками раза три по лбу стукнул, головой покачал и говорит: — Эх, ты, звон-мякина! Кого ты сравнивать задумал?.. Спаситель-то твой кто? — Сы... Сыне божий... — Та-ак. Сыне божий. Дальше!.. — Чего дальше? — Разрисовывай дальше, его, спасителя. Ну! — Непорочно за...а...чат. Чу...чудеса творил... страдал. На кресте распнут. — Еще чего помнишь? — Воскресенье, вознесенье, не убий — заповедь... Прост, прост Никишка, а тут смикитил: заповедь для обороны подки­ нул: «Не убий», дескать. Оно, верно, и со стороны жутковато было на Ми­ рона смотреть. Как незимовалый медведь разворотился. Да еще собачья яга на нем... — Верно, кутья. Вознесся. А нам, чадам своим, заповеди оставил. «Не убий», говоришь, сказано? А тюремный батюшка со крестом по каме­ рам ходит, да приговаривает: «Целуйте, дети, лик спасителя — завтра ут­ речком на зорьке вас вешать будут». А полковой батюшка первым словом «За веру...» солдата на убийство благословляет, а самодержец православ­ ный, помазанник божий, залпами, залпами по христовой пастве да шаш­ ками, шашками по башкам!.. «Не укради» еще сказано? А кто нашу силу жевал? Кто нашим потом пьян был? Христос нас не человеками — «овца­ ми» назвал, а овец стричь надо. Стрижка не воровство — закон­