Сибирские огни, 1960, № 4
— Помяни царя Ирода и всю кротость его. Не зря сказано, что у кого голоса нет, то и петь охоч. От звонар- ства-то его, по случаю закрытья церкви освободили—вот он и наверсты вал языком. Молол, что мозга помнили, а в дело, не в дело — не его де ло. Голова всегда в пуху, волос из кольца в сосульку вьется, в глазах спаники вчерашние, борода реденькая и всегда с каким-нибудь «подар ком». То сенина в ней застрянет, то яичко всмятку, то струю кулаги через губу упустит. Колхозу он не противился: я, говорит, пролетарьят духовного сос ловья. Вот через этого Никишку и умыслил Елизар расшевелить молчаль ника. «Никифор Кузьмичом» давай его навеличивать, советоваться, как с путним. Слово по слову — глядишь, и до такого разговора доберутся: — Машины, конечно, у нас будут. И трактора, и молотилки... С на родом вот только "как? Надо, видно, из своих, которые пограмотней, учить ся посылать... Или из города выписать?.. Как ты, Никифор Кузьмич, сме каешь насчет этого? Тот моментом присоветует: — Оно, конечно, сказано: отруби ту руку, которая добра себе не же лает, а с другой точки — вырви око, тя соблазняюща... — Это как же понимать? — Понимать надо, как нам желательней. Ни хитру, ни горазду, ни убогу, ни безногу... пути господни неисповедимы. — Да ты о деле толкуй! — А я и говорю: молись втайне — воздастся въяве... Глубокомысленность на себя напустит, а ты отгадывай, к чему что у «его загнудено. Мирон поначалу только покрякивал реденько. Потом уходить стал. Елизар видит: не выгорает дело. Наоборот даже. «Этак-то, — думает, — он и меня с Никйшкой уравняет. Одного, мол, поля ягоды». Решил поправиться: «Завтра же Никишку в свое стойло определю», — думает. А назавтра его в район вызвали. Совещание там собирали. В чи тальне оно проходило. В перерыве, значит, курить выходят, кто закусы вать примется, а Елизар вдоль стенок ходит да картинки всякие рассмат ривает. Не угляжу ли, мол, чего нужного, мужикам после рассказать. Двигался, двигался, и вдруг приморозило ноги мужику. Владимир Ильич нарисован: он бревно несет... Сразу он санную отводину вспомнил, Пет рушку с топором... После совещания народ разъезжаться стал, а он опять к этой картинке. «Ваша, — думает, — правда была, ребята. Уж если бревна носил, то отчего бы не поверить, что он вам и дров нарубил?.. Могло, видимо, быть такое...» — Переживал он, переживал над этой картинкой, да и не заметил, как разговаривать начал: — Владимир Ильич, — говорит, — зачем же ты, милок, так? Ведь у тебя, поди, и раны не поджили еще, как следует... Не берегешься... А мож- «о разве? Заведующая думала, что он читает чего — прислушалась. — Я бы вот докторов твоих заставил кряжи-то ворочать... Заведующая к нему тогда: — Чем,— спрашивает,— товарищ, интересуетесь? Он и рассказал. И про опояску, и про «коня», и про «вишню суше ную». — Ребятам бы, — говорит, — показать. Может, то саменькое брев нышко... Заведующая отколупнула кнопочки, сняла картинку и подает ее Елизару: — Пусть она им на память будет. Дома Елизар показывает ее ребятам:
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2