Сибирские огни, 1960, № 4

слези. «Эх! Свое, чужое, чертово, богово!» А тут еще «домаш­ няя кукушка» подкукует... Глядишь, «активист» неделю и проси­ дит дома. Своя рубашка, значит, верх взяла. Считает, считает он на ней латки-заплатки, шьет, порет, кроит, перекраивает— как ни кинет — все «Тришкин кафтан» в наличности. Плюнет тогда, да за полушубок, да на народ... Жеребушка опять круг по подворью даст и сопаткой бодаться. Ну и отведет со всей ладошки: «Все бы играла, худобина, все бы шутила!..» Этот уж, считай, переболел. Простился со «своим». Глядишь, Елиза­ рова полку прибыло. Тот за колхоз-то обеими руками голосовал. Не ска­ зать, чтоб он худо жил, возле середнячка где-то межевался, но за партий­ ную линию— первый, можно считать, боец на деревне был. Горел этим! Однако туго дело шло. Беднота да вдовы — те хоть бы и сейчас не прочь, а справный хозяин ужимается. Поживем, мол, увидим. Из таких-то Ели­ зар больше всего на Мирона Вахрина надеялся. Тот хоть и молчун был, хоть и- библию частенько расстегивал, а вперед повострей других глядел. Кулацкое-то восстание на памяти еще. Он тогда деревню спас. Из окошек выглядывают: «Что с мужиком стряслось? В мыло да пену лошадей ус- тирал». А он, не заезжая домой, проскочил к церкви да в набат. — Восстанье, — говорит, — мужики, поднялось! В Рощихе, в Лари­ не коммунистов режут, вот-вот сюда отряд приведут на расправу да моби- шзацию. Силом мобилизуют... Вы как хотите, а я коней распрягать не бу­ ду. На лесоразработку подамся. План нам от властей доведен,—стало быть, и причина есть в лесу находиться. И семьи этим прикроются. Моя думка, что это опять ихние благородья мужика подседлывают. В Москву на нем въехать норовят. Коммунисты хоть хлеб у нас для рабочих забира­ ют, а эти — головы разверстывают. На мясо погонют! На баранину! Ну и увел мужиков в лес. Которым опасно было — с семьями ушли. Там, на заимках, и переждали всю заваруху. После-то Мирона нашего не только деревня, а вся округа нахваливала: «Голова мужик, дескать. Ми- нистер. Даст же бог людям!..» На этого-то вот «министра» Елизар и полагался. Д а уж больно он на язык крепенек был. Зайдет в Совет, — «Здравствуйте», —верно, от него услышишь, а дальше снимет шапку, местечко сесть найдет и в потуцар- ствие. Тут спорят, кипятятся, до ругани дело дойдет, дедами зачнут пере­ коряться, прошлогоднего погребенья цыпушку вспомнят, а от него только и жизни, что глаза. Сверкали они у него, как бывает, вар сплавленный сверкает или черное стекло в изломе. Вот Елизар и решает задачу: «Как же расшевелить тебя, бирюка? Ежели на спор по святому пи- санью назваться, так не подкован я апостолов толковать». Дело с бездельем разведет — опять Мирон на уме. «Не может же того быть, чтобы человек без разговору жил... Глухо­ немые даже не могут. Эвон, они чего пальцами да рожицами вытворяют. Анекдоты даже... Послежу-ка я за глазами у мужика. Не откроют ли чего...» Вечера Три и попримечал. Разговорятся мужики по-хорошему, к кол­ хозу примеряться начнут — так-то вот, мол, ладно бы было, а так еще укладистей, про машины зарассуждают, вспомнят, как в восстанье две лесные нормы сработали — они у него притухнут чуть. Мягче взгляд ста­ нет. Интерес в них. Опять же замечает, что Никишку звонаря недолюбли­ вает он. Так иной раз глазами прожгет — со стороны не по себе станет. Тот грамоте-то ни аза в глаза не видел, евангелием понаслышке пользо­ вался, ну и отпускал иногда: — Легче к верблюду в ухо пройти, нежели же богачество в царствие небесное пронести. А то зевнет, рот окрестит и того чище угнет: