Сибирские огни, 1960, № 4

Сколько ни уговаривали его, — на своем стоит парень. — Чего вы,— говорит,— робеете? При мне молодость моя останется, да две руки, да голова с мозгом — с такими ли товарищами пропасть! «Ну, — думают старшие, — беги. Испытай... Звонки бубны за гора­ ми!.. На твои руки, если они крестьянствовать брезгуют, много охочих дя­ дей найдется. Отведаешь солененького — приколотишь. На чужой-то стороне и сокола вороной зовут». Наскребли они ему сколько-то рублевок, обладили в дорогу — лети. По первости слышно было — у купцов лес валить подрядился, потом с зо­ лотых приисков письмо присылает — вон уж куда забрался. Год так-то, другой, третий... Старший, Архип, запрягает другой раз его мерина, поп­ люет на супонь да и приговорит: — Потаскай уж, Игренько, плуг пока... Хозяин вот с приисков вернет­ ся — в золотой сбруе ходить будешь. Мерин с отвислой губы мух стряхнет, пришлепнет ей, — и опять дре­ мать. Так и продремал хозяина. Даже соржать ему на встретенье не соиз­ волил. Вернулся Никанорка ночью. Не один. Товарищ с ним. Снимает оде­ жонку, а правым плечом берегется, морщится. Умываться стал — тоже одна левая в ходу. Братаны спрашивают: — Что у тебя с рукой, Никанорка? — Ай зашиб где? — Зашиб...— говорит. Об цареву пулю стукнулся... Расстреливали нас на приисках! Слыхали, поди? Переждали они месяца два время, дождались от кого-то письма, — опять Никанорка засобирался. Тут братаны на него не шутейно уж на­ сели: — Куда тебя несет? Земля есть, хозяйство какое-никакое оборуду­ ем... Живи, как все. Дурь-то бы уж, вроде, порастрясти пора. Уходил — четыре товарища уносил, а вернулся с двумя... От молодости-то хвостик и рука вон, господи, видишь. — Молодость,— отвечает,— верно, прошла, а руку зря бракуете. Эта рука еще свое возьмет! Да и в голове пустой породы поубавилось... Что ты тут будешь делать! Смолоду не удержали, а теперь, попро­ буй, совладай с ним. Опять простились. По письмам известно стало, что в Москве он остановился. Женился там. «Ну ,— думают братаны, — теперь вовсе отрезанный ломоть. Жена из фабричных, Москва ухватиста — дай-то бог свидеться когда». А тут война вскоре. Никанорку, как неслужилого, на военный завод зачислили. Детишек у него двое уж. Одним словом, пропала крестьянская душа, — в самый форменный пролетарьят перековалась. Перед революцией арестовали его, неизвестно, сколько бы он взапер­ ти насиделся, да тут с царем пошабашили. Выпустили их всех, политиче- ских-то. А тут в аккурат еще такое вышло. Елизар, — это средний у них, — три года окопную вошку потчевал — тоже до мозгов дозудело: два года гражданской прихватил мужик. После третьего раненья дали ему костыль, «чистую» и веселят в до­ рожку: — Езжай, Быстров, на родные зеленя. Там ты через полгода отгуля­ ешься. Опять строю запросишь. Ехать ему пришлось через Москву. В таком разе — как брата не навестить? Разыскал он квартиру Никанорову, стукает в дверь. Не отвечают. Он погромче да погромче. Из соседней квартиры старушка выглянула.