Сибирские огни, 1960, № 4

зал Сенька. — Тебе воды не принести? Сенька встал. — Там, на кухне, све­ жей, кажется, привезли. — Не стоит, не хочется. А я вот с ними бы не цацкался. Лечат чего-то их, возятся. Кому это надо? Люди там, — он кивнул головой в ту сторону, где день и ночь громыхало, — из кожи лезут, держат, а эти сволочи о шкуре своей только думают. Пострелял бы их всех к чертовой матери! Дай-ка, я докурю. Сенька протянул окурок. —И знаешь, — Николай с трудом по­ вернул голову, чтоб увидеть Сеньку,— их сразу отличить можно. Морды воро­ тят, в глаза не смотрят. Чувствуют вину свою, гады. — Он вдруг засмеялся. — Вот у тебя тоже левая ладонь — совсем самострельщик. Тебя чем это? Пулей' или осколком? — Пулей, — чуть слышно ответил Сенька и побежал с котелком на кухню». Для манеры В. Некрасова, сдержан­ ной и точной в передаче внешних про­ явлений внутреннего состояния челове­ ка, этот диалог очень характерен остро­ той невольного психологического столк­ новения характеров. Николаю нельзя отказать в тонкой проницательности. Ничего не зная об Ахрамееве, он почувствовал в этом че­ ловеке возможность низкого поступка, по нескольким точным приметам он уло­ вил трусливую уклончивость взгляда этого человека, запятнавшего себя де­ зертирством. Тем показательнее его ошибка в случае с Сенькой. Ему не при­ ходит (и не могло прийти!) в голову, что Сенька тоже самострельщик. Ошибка Николая оказалась возможной только потому, что общий нравственный облик Сеньки, как он открылся раненому сер­ жанту за несколько лазаретных дней, не оставлял места для такого предположе­ ния. Иначе говоря, Николай, довольно точно представляя себе характер Сеньки в общем, ошибся в частности, в частно­ сти, которая как раз в этот момент при­ обрела решающую роль в определении жизненного пути Сеньки. Возможно ли такое противоречие в живом характере, которое не разгадал и не мог разгадать в общении с Сенькой раненый Николай? Да, возможно. Это противоречие таит в себе подлинный драматизм; именно поэтому читатель вслед за автором, рез­ ко осуждая поступок Сеньки, не может не испытывать чувства сожаления и го­ речи за этого неплохого по натуре своей парня, растерявшегося и проявившего преступное малодушие при первом гроз­ ном испытании. Драматизм ситуации рассказа В. Некрасова достигает своей высшей точки в тот момент, когда Нико­ лай, успевший в свою очередь крепко привязаться к Сеньке, узнает о нем всю правду. Страдающий от ран Николай пережил самую тяжелую душевную травму — разочарование в товарище. Всю искрен­ ность, силу и боль этого разочарования Сенька не мог не почувствовать каждой клеточкой своего сознания. Не случайно в течение всего дня с той самой минуты, когда дежурный вызвал самострельщиков к следователю, назвав и его, Сенькину, фамилию, он не смел показаться на глаза раненому товарищу. «Когда совсем стемнело. Сенька вер­ нулся в палатку. Он долго стоял у вхо­ да, прислушиваясь, что делается внутри. Потом вошел. Николай уже спал, закры­ вшись шинелью. Сенька принес свежей воды из кухни, лег на свою солому и всю ночь пролежал с открытыми глаза­ ми. Под утро он все-таки заснул. Проснулся поздно, когда все уже по­ завтракали. У изголовья стоял котелок каши. Николай лежал и смотрел куда- то вверх. Сенька встал. Николай даже не пошевельнулся. Сенька вышел и при­ нес чай. Потом тихо спросил Николая: — Кушать будешь? Николай ничего не ответил. Лежал и смотрел вверх. Целый день Сенька пролежал под ду­ бом. Когда вернулся, Николая уже не было. На его месте лежал другой. Коте­ лок с остывшей кашей, нетронутый, стоял на прежнем месте». Это молчание, этот нетронутый коте­ лок с кашей говорят больше, чем самые громкие слова осуждения. Сенька испы­ тал тяжесть, может быть, самого суро­ вого и высокого .суда — суда товарища, доказавшего своими ранами и своей кровью неоспоримое право на этот выс­ ший моральный суд. Таким образом, те­ ма морального осуждения трусости и ма­ лодушия развита В. Некрасовым с под­ линным пафосом и художественной си­ лой и доведена при этом до логического конца. Но рядом с этой темой, вернее, как продолжение и следствие ее. в рас­ сказе возникает тема нравственного во­ спитания. Преступление Сеньки стало возмож­ ным потому, что он как солдат мораль­ но не был подготовлен к войне. В труд­ ную минуту чувство слепого страха за­ глушило в нем все — и верность воин­ скому долгу, и чувство ответственности перед родиной, и сознание неписаных законов фронтового товарищества. Тот отрезок времени, который про­ шел между выстрелом в руку и гнету­ щим молчанием не ответившего на воп­ рос Николая, был для Сеньки не только периодом все более острого и отчетливо­ го осознания своей вины; это было так­ же время активного воспитания его чувств. Тех самых чувств, которые ока­ зались недостаточно развитыми в нем до боя. На элементарно простых, наглядных примерах, как положительных, так и отрицательных, Сенька познал подлин­ ные нормы поведения на войне. Первым доказательством того, что в сознании Сеньки шел глубокий внутрен­ ний процесс нравственного роста, слу­