Сибирские огни, 1960, № 4

дели Ленина. Он пришел раньше всех и сейчас приветливо, просто приг­ ласил: — Пожалуйста, товарищи! Комната, в которую мы не очень уверенно входим, небольшая. Пос­ редине стол, покрытый малиновым сукном. Вокруг — стулья. Канцеляр­ ский шкаф, жесткий диван. На стене часы и карта Сибири и Средней Азии. — Присаживайтесь! — снова приглашает Владимир Ильич. Но сам не садится, а неспешно двигается—от стола к карте, потом—к двери. Плотная сбитая фигура, поношенный пиджак, наскоро повязанный гал­ стук. Пытливый, проникающий взгляд и дружеская приветливость прида­ ют встрече отпечаток неофициальности и даже домашности. — Из Сибири? Как добрались? Хорошо ли вас устроили? Речь стремительная и быстрая. Но слова произносятся четко и ясно, укладываются плотно — к ответу сейчас же новый вопрос. Таковы же жесты и движения: не резки, но точны и быстры— без всяких признаков суетливости. Собранность и целеустремленность во всем. И эта легкая в говоре картавость, скрадывающая резкие звуки слов... Она как бы смягчает (на слух собеседника) и резкость смысла ленин­ ской речи. — Вы — против нашего проекта. Почему вы хотите обидеть этот хо­ роший народ? Это «вы» звучит у Ленина не как индивидуальное обращение ко мне, а явно подразумевает и тех, кем я послан и кого представляю. Я был уди­ влен и обрадован. Ведь знал же, что совещание пойдет под председатель­ ством Ленина, но все представлялось совсем иначе. Совсем не ожидал встретить его здесь раньше всех прочих участников. И откуда Ленину из­ вестна моя точка зрения? Как по-товарищески просто Ленин говорит о ней!.. На месте, в Сибири, мне дали строгий наказ: блюсти целостность «си­ бирской державы». Поэтому сейчас же изготовился к бою: — Обидеть? Нет, Владимир Ильич... Мы хотим предупредить воз­ можность острой национальной вражды между казахами и сибирскими казаками. — Поэтому предлагаете утвердить между ними шовинистические рогатки? — оживляется Ленин. — Но ведь это как раз и есть источник острейшей национальной вражды! Вы не находите? Ленин останавливается и круто оборачивается ко мне. Твердый, про­ низывающий и одновременно иронический взгляд смягчается дружеской благодушной усмешкой. Этот живой, не портретный взгляд Ленина, такой новый и близкий, смущает, и я не сразу нахожу ответ. И вопрос вдруг встает передо мной как-то по-новому, с иной стороны—не от Омска, а от Москвы. И без полемики, не формально, а по-живому. И все-таки я все еще упорствую на своей «наказной» позиции. — Историческая земельная распря заставляет предполагать... — Какой вздор! Переверните вопрос — обнаружится сибирское ве- ликодержавие. Это же куда опаснее! Ленин смотрит с веселым прищуром, как будто хочет сказать: «как же так, братец мой, ты этого не заметил?» И тон, и усмешка те же — благодушно-приветливые. Но слова по-серьезному точны. И эта точ­ ность требует такой же точности в ответе. Она ломает готовую защитную схему, заставляет меня иначе, по-новому, подходить к делу. И Ленин, словно угадывая мои не высказанные мысли и внутреннее смятение, говорит все так же по-дружески мягко: — Не с сибирской вышки посмотреть надо... И даже не с Ивана Великого. А может быть с Гималаев? Разумеется, не с английскими оку­ лярами.