Сибирские огни, 1960, № 4

А н г е л а (тихо). Мариан... и старуху Шлоссерову... ты и ее... М а р и а н . Боишься, госпожа директорша, чтобы кто-нибудь из них не вернулся, а? Не бойся, все там. Стариков Фашко... П а в о л (вздрогнув). Фашко?.. М а р и а н (замечает его реакцию). Фашко. А ты знаешь его? П а в о л . Знаю. А что? Тебя ведь я тоже знаю. М а р и а н (настойчиво). Но Фашко... он из Поважской... Откуда же вы знаете друг друга? П а в о л . Уж и не помню... М а р и а н (в нем укрепляется подозрение). У вас какие-нибудь де­ лишки, а?! У Фашко всегда какие-нибудь делишки! И у тебя тоже! П а в о л . А если и так — тебе-то что? М а р и а н . Ничего. Ничего! Только... Послушайте, не клянчил у вас зятек на этих днях деньжонок?.. А?! Все поворачиваются к нему. П а в о л . Чушь несешь, пьяница! М а р и а н (победоносно). А Фашко мне говорит: «Ну, Мариан — есть покупатель! Обделавшийся пижон,— говорит,— но заплатит хоро­ шо!» Слышишь, как Фашко сказал: обделавшийся пижон! О ком бы это он? Не знаешь? В а л е н т и н (вскакивает). Верно!.. Он просил денег... Покоя не да­ вал!.. Говорил, что хочет вложить их в ценности! М а р и а н . Вложить в ценности, ах, ты, адвокатская крыса! А откуда у Фашко эти ценности? Откуда взял он золото, а?! Тебя это не интересо­ вало?! Грязную работу нам оставляешь, а сметанку собирать так сам, чистоплюй! Идеалы гуманности! П а в о л (кричит). Честное слово, я не знал... В а л е н т и н (с искаженным лицом). Это судный день... Судный день! Я всю жизнь бился... кусок ото рта отрывал... копеечку к копеечке откладывал... чтобы хоть у детей было... А теперь — что? Волки вы, не дети! (В отчаянии.) Моя семья... моя собственная семья — и у всех гряз­ ные руки... П а в о л (подходит к Валентину, многозначительно). Гм. В а л е н т и н (испуганно). Что такое? П а в о л . Ничего. Смотрю вам на руки. Меня интересует, что у вас на руках. Белые перчатки, а? А н г е л а (холодно). Белоснежные. В а л е н т и н . Оставьте меня в покое, негодяи! Рассчитывайтесь со своей совестью! Бездельники!.. Змей на груди я... П а в о л . Мы — змеи. А вы — ангел? В и л ь м а (резко). Оставьте отца в покое! П а в о л . Разве мы обижаем его? Чего вы боитесь? Ведь вам же не­ чего бояться. В а л е н т и н . Ничего мы не боимся. Я никого не обижаю, пусть и ме­ ня никто не тронет... У меня душа чиста! Перед богом и людьми! П а в о л . Верно. Как лилия.' М а р и а н (неожиданно). Только старый Пацовский ее немного за ­ пачкал, а?! Ай-ай-ай... какой растяпа! В а л е н т и н (сильно вздрагивает, шепотом). Старый Пацовский? М а р и а н . Разве нет? Ты же помнишь, как он висел в магазине на крюке, а?.. Покачивался и вертелся, как люстра на сквозняке... ты гово­ ришь о нем, как о покойном соседе — а еще недавно ты просыпался весь в поту, увидев его во сне... В и л ь м а . Дети, бога ради... В а л е н т и н (ему душно). А причем я... разве я виноват, что Па­ цовский...