Сибирские огни, 1960, № 2
нему. — Я слушал ваши выступления, которые — не ошибаюсь — выра жают общее настроение. Все мы, какое бы положение каждый из нас ни занимал, думаем и мыслим одно — мы хотим победить врага, и каждый из нас хочет совершить что-то такое большое, чтобы помочь Родине. И вот тут выступал Агапкин. Он полагает, будто кто-то хочет закидать его камнями за то, что он требует работы по-военному. Я всегда ценил и сей час ценю Агапкина за его настойчивость, за горячий характер, за умение не кривить душой, а говорить то, что он думает, всем в глаза. Но именно эти чувства к Агапкину обязывают меня сказать здесь то, что я думаю, без всяких оговорок... Агапкин здесь говорил о своей готовности умереть. Слова красивые — кто спорит? Ну, а если от тебя требуется не умереть, а жигь? Ж ить и работать? Иногда, Агапкин, жить труднее, чем умереть! Умрет, в конечном счете, всякий, но хорошая, доблестная жизнь, такая, ко торая надолго останется в памяти людей, дается не каждому. Хорошо, с пользой для народа жить — поступок не менее героический, чем умереть за народ! Крушинский перевел дух. Стояла тишина, было душно. Крушинский смахнул со лба капли пота. — Перед вами сейчас одна задача, — продолжал он, — как можно скорее перебросить рельсы через реку и дать возможность поезду перейти в Мертвую тундру. Но никакое наступление, рассчитанное только на «ура», непродуманное, не может быть успешным. Чаще всего оно обречено на провал и бессмысленные жертвы. В армии есть командиры, обязанные все продумать, предусмотреть, указать бойцам цель и способы ее до стижения. У вас есть инженеры. Они — наши советские люди, они сами из народа и служат народу. Тогда откуда же это недоверие к ним? Зачем же вместо дружной работы — взаимные упреки, обвинения, уже приведшие к тому, что работаете вы плохо? К чему это может привести? Понимаешь ли ты это, Агапкин? И вас, товарищ Петунии, я спрашиваю: понимаете ли вы это? Вы — руководитель, командир. Вы здесь отвечаете за все — и за технику, и за работу, и за людей! И если вы говорите, что вас не слушают, то кто виноват? Люди? Нет! Вы — толковый, знающий дело инженер. Тогда что же случилось? Люди изменились, товарищ Петунии! Сегодня они предъявляют к себе и к вам вчетверо большие требования, нежели предъявляли вчера. А вы к ним с прежней меркой. Вы хорошо знаете, что если технически грамотная мысль инженера не освещает рабочему доста точно ярко предстоящий ему труд, то он сам начинает поиски, и тут могут быть ошибки. Это мы видим здесь, с этим случаем на кессоне. А ведь у нас, у советских людей, такой закон: рабочий и инженер — едина суть, они в одной упряжке ходят... Пока вы не восстановите дружного коллектива, объединенного одним желанием, — добиться скорой побе ды — толку не будет. Агапкин, вы слышите? — Слышу, — громко, отозвался Агапкин. — Петунии, вы слышите? — Понимаю, — ответил Петунии. — Товарищи, вам всем понятно, чего мы хотим от вас? — Понятно! — хором отозвалось собрание. Ну, вот и действуйте, — Крушинский улыбнулся. — Надеюсь, что в ближайшие дни мы снова будем говорить о мостостроителях, как о са мом передовом отряде строительства. Закончив речь, Крушинский почувствовал, что он смертельно устал, и, когда Гольцшмидт предложил немедленно обсудить в деталях план дальнейшей работы на мосту, сказал: — Наум Исаакович, вы уж, пожалуйста, один... Сами тут все сообра зите. Я пойду. Катер немедля обратно отправлю, за вами.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2