Сибирские огни, 1960, № 2
«Он ж е плохо слышит», — сочувственно вспомнил Крушинский. Повернувшись к Крушинскому, Петунии просил призвать Агапкина к порядку, иначе... Петунии замялся. Крушинский спросил: — Что иначе? — Иначе мы сорвем строительство моста. Петунии закончил свое выступление при общем молчании. Никто не хотел задавать вопросов, и никто не желал выступать. Тягостное молча ние длилось несколько минут. Затем встал Гольцшмидт. Он начал с то го, что выразил сожаление о случившемся, затем рассказал о мерах, при нимаемых для того, чтобы ускорить строительство, об опускных колодцах, о понтонном мосте. Затем он похвалил Агапкина за его работоспособность и его энергию. — Но надо знать меру, — говорил Гольцшмидт, — не все желания выполнимы. Есть наука, есть опыт, с которыми надо считаться... Инжене ры учатся не для того, чтобы их знания кто-то выбросил за борт... Но и Гольцшмидта собрание проводило в сумрачном молчании. Сно ва наступила длинная и неловкая пауза. Тогда поднял правую забинтованную руку Агапкин. По рядам прока тился шорох, все задвигались. Крушинский сказал себе: «Вот кого хотят слушать». Агапкин вышел к столу президиума, оперся здоровой рукой на стол. — Я не хотел совсем выступать, товарищи, — сказал он — Оправды ваться не хочу. Д а и не в чем... Все, кто был со мной в кессоне, подтвердят, что я ничего не сделал умышленно, нарочно. Вышло так. Валун встал нам поперек дороги. Нас это очень злило. И так на нас, кессонщиков, со всех сторон кажут пальцами. Мы самые последние, от нас—вся задержка... Это приятно слышать? Д а? Приятно? Агапкин обвел взглядом собрание, глубоко вздохнул. Перевел взгляд на Крушинского. — Можете мне верить или не верить, но я зубами бы искрошил этот проклятый камень. «Ребята, — говорю, — давайте подналяжем, выберем грунт, уберем камень, наверстаем потерянное». И ребята взялись. Дейст вительно — не совру — мастер приказывал поставить стойки и подклад ки. И я не спорил, но не торопился, потому что знал: давление воздуха было нормальное, кессон не должен был сыграть... И вот только я хотел дать распоряжение укладывать подкладки, как устой круто пошел вниз. Дальше вы все знаете. Агапкин снова замолчал, говорить ему было, видимо, трудно. — А теперь больше всего в меня кидают камени: Агапкин такой, Агапкин сякой... Чего легче сложить всю вину на Агапкина. Только я, Максим Михайлович, хочу вас спросить: вы надкессонную кладку прове рили? По-ученому я не могу, а просто скажу: почему это так было, кес сонщики выполняли норму на сто процентов, а бетонщики на полтораста? Как вы составили ваши нормы? Как бетонщики могли делать больше, чем кессонщики? И вот... вот... Агапкин смотрел прямо на Петунина, и тот ежился под этим тяж е лым, колючим взглядом. — По-ученому не могу, а просто скажу. Кессон не должен был пойти вниз, он не мог смять перемычки, если бы... если бы правильно работали наверху... если бы в порядке была надкессонная кладка. Там у вас нехоро шо было. И я не знаю, но... — Агапкин снизил голос почти до шепота, но шепот был злой.— Но почему вы не проверили надкессонную кладку? Почему? Потому что вы ничего не считали — я говорю вам это в глаза. Потому что вы и сейчас не знаете об этом. Ну? Скажите же, если знаете. — Там все в порядке, — смущенно сказал Петунии. 6 . «Сибирские о гни » № 2.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2