Сибирские огни, 1960, № 2

та, металлической коробке стояли, прижавшись один к другому. Слышно было, как, шипя, впускался в шлюз сжатый воздух. И с каждой минутой тяжелее ощущалось тело, словно набивались ватой уши, и голоса звуча­ ли неестественно глухо. Десять минут, которые пришлось провести в пер­ вой камере шлюза, показались очень длинными. Затем открылась металлическая дверца в следующую камеру, и здесь пришлось быть долго. Снова сердито шипел сжатый воздух, иногда з а ­ хлебываясь и всхлипывая. Наливалась свинцом голова, в ушах давило на барабанные перепонки, у всех часто колотилось сердце. Наконец, открыл­ ся люк в рабочую камеру кессона, расположенную на восемь метров ни­ же уровня речного дна. Было темно, глухо, чувствовалась неприятная, стоялая, холодная сырость. Внизу тускло светилась мутным пятном элект­ рическая лампочка. Крушинский спускался, осторожно нащупывая ногой скользкие ступеньки железной стремянки. Спрыгнув в рабочую камеру, он почувствовал, что под ногами хлюпнуло: пол камеры был покрыт тол­ стым слоем вязкой жижи. На мокром полу валялись две больших бадьи, обломки досок, куски круглых бревен. Один за другим спрыгнули все. По­ следним опустился мастер. Кессон походил на огромный погреб. На больших и часто положен­ ных тавровых балках покоился толстый, мощный потолок, а на него со страшной силой давил многометровый каменный устой. Воздух был гу­ сто насыщен неприятными испарениями. Крушинскому хотелось прокаш­ ляться, но он боялся сделать это, думая, что тяжелый воздух запрет ды­ хание. — Вот так и работаем,— сказал мастер.— Здесь пять часов человек пробудет, хуже пьяного сделается. Об обеде забудет... Не до еды... Бо­ лезнь так и называется — кессонная... — Так что здесь произошло? — спросил Крушинский. Мастер отошел к стенке. — Вот туточки лежал камень. Под самой стенкой. Опускаться даль ­ ше было нельзя. Было мною приказано: поставить, значит, стойки под балки, подвести подкладки и выбирать грунт. Агапкин, стало быть, грунт выбрал. Вот тут грунт был... Мастер провел пальцем по стене. — Без малого метр грунта выбрал Агапкин, а подкладок не поло­ жил, стоек не поставил. Камень потом откатил. Оно и ухнуло. Аж земля затряслась, а вода кругом заходила, как море... Божечки мой! Думал, никого в живых не осталось. Покуда врача опускали да што, похудел я телом. Думал: суд, верная тюрьма. Первое дело, люди погибнут ни за что, по дурости, а второе дело — устой: такие деньжищи угробим, мог бы он на бок скривиться либо потрескаться... Однако счастливый Агапкин. Все ему с рук сходит! В рубашке родился. И устой в порядке оказался, и люди все живы... — Что же, он это с умыслом сделал? Мастер подумал, сказал нерешительно, нетвердо: — Кто его знает? Приказывал я поставить подкладки, он не сделал. Может, не успел. Кто его знает? Только он меня замучил совсем. Старый ты, говорит, трус. Что мы, говорит, жуки навозные какие или кроты, что грунт ложками вынимаем, когда война... — Чего же он от вас требовал? — А требовал, значит, выбрать грунт, скажем, на метр. Потом зараз- сбавить давление, устой сразу и пойдет вниз. Ну, это от инженера М ак­ сим Михалыча Петунина было настрого запрещено. Потому опасно, мо­ жет авария произойти. Обошлось вот... Просил бы я вразумить Агапкина. Золотой он парень. А себя и других может загубить ни за что... ...Когда оказались на свежем воздухе, то Крушинский и Алексеев.