Сибирские огни, 1960, № 2

— Я вас успокою: никто из нужных строительству людей в армию не пойдет. Так сказал начальник... — Я, Тихон Кузьмич, Женьку не отговариваю и не удерживаю. Пусть идет, пусть воюет... Но, может быть, Женька не увидит ребенка, а ребе­ нок не будет знать отца. А на фронт я тоже пошла бы вместе с Женькой, если бы не маленький... Тихону Кузьмичу почудилось, будто Вера плачет, и ему захотелось сказать ей что-то хорошее, теплое. Он положил руку на ее густые кудри и легонько потрепал их, — и она не отвергла этой отеческой ласки. — Вы, кажется, готовы заплакать? — спросил Тихон Кузьмич. —Н а ­ прасно. Я не хочу, чтобы вы горевали. И еще вот что: завтра же идите в отпуск, вам теперь вредно работать. С утра я переведу сюда Дашу. А когда вернетесь из отпуска, — поработаем всласть... У вас будет столько цветов, что вы и вообразить себе не можете. — И, помолчав, спросил: — А в крестные отцы вашему маленькому можно попроситься? Я не пью, не курю. Крестный — всех мер... — Вы мне прежде скажите, — в тон ему шутливо спросила Вера,— сколько крестных отцов может быть у одного ребенка? — Разве уже есть кто-нибудь? — Крушинский. — Неплохой крестный. В этом случае уступаю. Крестный отец преж­ де полагался один... Дождь перестал. Проплывали последние тучи. В просветах между ними проглядывало голубое небо, и тогда солнце на минуту заливало землю радостным светом, и все сразу расцветало, блестело. Но проплыла, наконец, и последняя туча, и солнце стало полным хозяином. Тихон Кузьмич вышел из оранжереи. Посветлевший мир сиял, милли­ оны дождевых капелек играли на зелени сказочным блеском. Тихон Кузь­ мич с наслаждением вдыхал чистый, промытый дождем, чуть прохладный воздух. Думалось легко... Девушки медленно двигались по междугрядьям, выщипывая сорные травы. Видимо, и у девушек было хорошо на душе. Звонкий и чистый го­ лос завел песню: Во поле березонька сто-о-оя-ла... Во поле кудрявая стояла... И несколько десятков голосов подхватили: Некому березу заломати, Некому кудряву заломати. И печальная по складу своему песня звучала бодро и радостно. Тихон Кузьмич думал. Он думал о завтрашнем дне, и ему казалось, что все там будет хорошо: будут и новые сельхозы, и новые оранжереи, будут и бревна, и гвозди, и стекло, и цветущие поля, которые невозмож­ но охватить глазом. СЛУЧАЙ В КЕССОНЕ Временами Крушинскому казалось, что ему так и не выбраться из этого завала различных дел и что свободный день в его жизни неизвест­ но когда теперь наступит. О Гольцшмидте говорили, что он работает, как лошадь. Не поспав несколько ночей подряд, Наум Исаакович уверял: — Я убедился, что человеку достаточно четырех-пяти часов сна в сутки...— Однако несколько раз засыпал на совещаниях. И оправдывался: — Не люблю, знаете, совещаний... А когда работаешь, забываешь о сне.