Сибирские огни, 1960, № 2

ко, что мы скоро увидимся, и на мне будет одета военная форма... Но как я беспокоюсь сейчас за тебя! Обнимаю тебя, целую. Иван». Неторопливо свернул исписанные листочки, положил их в конверт. В дверь постучали. — Войдите! — ответил Крушинский, откладывая письмо. И без того всегда болезненно желтое лицо Гольцшмидта подернулось серым налетом. — Вы очень устали, Наум Исаакович? — спросил Крушинский участ­ ливо. — Благодарю вас. Не очень, — произнес Гольцшмидт тихо. — Те­ перь нельзя уставать. Но я очень торопился и, кажется, написал неудов­ летворительно. — И он, развернув листы, подал их Крушинскому. Все было написано ясным почерком, без помарок, а бумага предвари­ тельно отлинована карандашом. — Вы переписывали начисто? — спросил Крушинский. — А как же иначе? Безусловно. — Напрасно, можно было обойтись без этого. — Ну что вы, Иван Сергеевич! Ведь это такой важный документ!.. Крушинский читал проект директивы и с каждой строкой убеждался, что написано все хорошо, обстоятельно, умно, как и все, что делал этот неповоротливый на вид человек, медлительный тяжкодум, никогда ничего не утверждавший категорично. Крушинский оторвал глаза от бумаги, убежденный: ничего нельзя до­ бавить к написанному. — Прекрасно! Хорошо сделано! Гольцшмидт колыхнулся большим телом. — Неужели? — произнес он. — А я думал, это очень плохо... — Очень хорошо, Наум Исаакович! — подтвердил Крушинский, под­ писывая директиву. — А вы почему сами не подписали? — Хотел раньше посоветоваться. — Подписывайте! Крушинский растолкал спящего Дмитро, шутил: — Всю войну проспишь, хозяин! Вот бумага, айда с ней к Алексееву. Пусть почитает. И если он согласен, на рысях беги на рацию. Отдай, пусть немедленно передадут... Понял? — Бежу! — ответил Дмитро. — Швиденько бежу... — А теперь, Наум Исаакович, я вас попрошу пойти и лечь спать. Днем займемся деталями плана... Кстати, что вы думаете о Калабухове? Я решил его заменить. — Надо подумать, — сказал Гольцшмидт. — Человек он... того... не очень, я бы сказал... энергичный. Уснуть же я не смогу... Очень, знаете, взволнован... — Гольцшмидт указал рукой на свой голый череп: — Здесь неспокойно... Оставшись один, Крушинский, не гася света, лег в постель и закрыл глаза. Как возвратился Дмитро, он уже не слышал, хотя тот громко отра­ портовал: — Все у порядку! Алексеев прочитал. Отдал бумагу самому главному • радиоголове... Во сне Крушинский видел бой. Перед ним лежала бесконечная, всхол­ мленная увалами степь. Нигде не видно ни деревца, ни кустика. Зеленая трава, пожухла, выцвела. Начинается бой... С ружьями наперевес бегут красноармейцы, гремит «ура!». Крушинский тоже громко кричит и, проснувшись от собственного крика, спрашивает: