Сибирские огни, 1960, № 2

свидетеля... Конечно, надо строить, Москва знает, что приказывает, од­ нако... Он сел за стол, взял лист чистой бумаги и написал: «В Центральный Комитет Всесоюзной Ком­ мунистической партии (большевиков). От члена партии Крушинского Ивана Серге­ евича». Остановился. Перечитал. Смял бумагу, бросил на пол, написал почти то же самое на новом листе. Теперь лучше... Еще вечером, когда только что была получена радиограмма из Моск­ вы, у Крушинского мелькнула мысль написать такое заявление в ЦК , и тогда казалось, что слова сами легко польются на бумагу. Сейчас Кру­ шинский не знал, с чего начать. Написал: «Ходатайствую о разрешении мне вступить в ряды Красной Армии». Не понравилось. Похоже на заявление о поступлении на работу. З а ­ черкнул, думал несколько минут. Слова крутились в голове, как мелкий цветной бисер. Снова начал: «Всю мою жизнь с юношеских лет я отдал борьбе за дело партии, за дело коммунизма». Опять не понравилось. Декларация какая-то! Скажут: ну, и молодец, если боролся за дело партии. Борйсь честно и дальше — строй в тундре железную дорогу... Жирными крестами перечеркнул все и снова написал: «Теперь, когда фашисты навязали нашей стране войну, когда наше советское государство подвергается серьезной опасности, я, как чест­ ный член партии, состоящий в ней свыше 20 лет, хочу защищать социали­ стическую Родину с оружием в руках. Здесь, в тылу, я могу оыть заменен другим товарищем, не способным носить в руках оружие...» Опять остановился, подумав:. «Не то... не то!..» Разорвал лист бумаги, взял новый и... стал писать, не заботясь боль­ ше с стиле. Заявление получилось длинное. Подумал: «Там теперь длинными бу­ магами заниматься некогда». Решил перечитать написанное, когда будет посвежее голова, сократить. Бережно свернул лист и спрятал его в кар ­ ман... ...Необыкновенно большое, подернутое дымкой солнце висело над го­ ризонтом. Над рекой мелкими космами клубился туман. Воздух был свеж. Радиорупор на площади безмолвствовал. В котлованах работали люди. Крушинский прошел на рацию. Климас сидел в наушниках спиной к входу и обернулся, когда стукнула дверь. Веки радиста покраснели. По­ белевшие, точно иссохшие губы были плотно сжаты. — Вы отдыхали сегодня? — спросил Крушинский. Климас встал, освободив одно ухо от наушников. — Никак нет, товарищ начальник... Он говорил так, будто глотал слова. — Что нового? — Отступаем, товарищ начальник... ■— Та-а-ак! — протянул Крушинский в раздум ье .— А Москва нам сообщала что-нибудь? — Пока ничего. — Дайте мне наушники. Можно?