Сибирские огни, 1960, № 2

— А фамилия лейтенанта как? — спросил я. Мне давно уже не терпе­ лось задать этот вопрос. — Чесноков. — Федор? — Да! Ты знаешь его? Я объяснил. Солдат вскочил, вижу смутился. — Ты того... Не обидься, что я дружка твоего шалопутом назвал. Это так, к слову пришлось. Вообще-то он добрый парень, серьезный. А смешил всех, я понимаю так, чтобы, значит, ребятам полегче свои раны перено­ сить было. Он — душевный человек. Вон тот солдат у окна, — зашептал, наклонившись ко мне, парень, — он без обеих ног. Так Герой за ним все время вроде няньки ухаживал. И судно ему подаст и потолкует путем, и все такое. Еще был случай. Л ежал тут интендантик один. Как-то раскри­ чался на сестру, костылем хотел кинуть; лейтенант вырвал костыль и гово­ рит: /«А ну, заткнись, вояка постельный! Не смей женщину обижать, а то я тебя скоро образую». Бузотер, понимаешь, сразу присмирел и до конца помалкивал. — А давно Федька из госпиталя вышел? — спросил я. — Так вчера же! Все провожали, даж е майор, на что занятой чело­ век, подошел к нему и говорит: «Доброго пути, лейтенант, у тебя,— гово­ рит, — душа весенняя, солнечная». Ж аль , солдат, не пришлось тебе сви­ деться с дружком. Д а , очень жаль. Хотелось посмотреть, каким стал Федька Шалопут. Получалось по рассказам, другой он, непохожий на того, что я знал рань­ ше. Как-то переделала его война?.. А переделала она его нельзя сказать, чтобы очень заметно. Я встре­ тил его полгода спустя по дороге к Будапешту. Мы шли рядом с колон­ ной танков, обгоняя их, и вдруг на броне одной тридцатьчетверки я уви­ дел пламенную голову и Федькины знаменитые конопушки. — Эй, Андрюха! — закричал он. — Арбузов! Землячина, крой сюда! Я свернул к танкам, поехал рядом, не сводя глаз с Федьки. Он немно­ го раздался в плечах, возмужал, и глаза стали чуть, пожалуй, поспокой­ нее, потверже, но конопушки и рыжая шевелюра горели по-прежнему. — Лезь ко мне на броню. Очень мне хотелось поговорить с земляком, и я, отпросившись у командира, догнал Федькин танк. — Ты вот что, бросай свое млекопитающее, мельтешишь под гусени­ цами, задавлю нечаянно. — Какое млекопитающее? — говорю. — Куда я ее дену? — Тьфу ты, помеха еще! Эй, Мишка! — крикнул он. — Вылезай! Из люка показался шлем в толстых резиновых колбасах, потом широ­ кое лицо Мишки. — Подержи-ка эту козу безрогую, а мы поговорим с земляком. Мишка подозрительно осмотрел лошадь, потом спросил: — А она не улягнет? Опасаюсь чтой-то, товарищ старший лейтенант. — Тоже мне вояки! — обиделся я. — Забрались в свои кастрюли и боитесь всего на свете. Садись, не улягнет. Мишка нахмурился, но промолчал, потом, дрыгая ногами, влез в седло. И вот мы сидим с Федькой рядом, примостившись на броне, рассказы­ ваем, кто где побывал, в каких боях участвовал. — А ты знаешь, мы недавно с пароходом немецким бились. — С пароходом? — удивляюсь я. — Ну да. Прорвались к Дунаю, смотрим, улепетывает на всех парах транспорт ихний. Мы и давай его щекотать прямой наводкой. Утопили. Я смеюсь: очень уж сомнительным кажется мне бой танка с парохо­ дом.