Сибирские огни, 1960, № 2
-— Не могу, Иван Федорович. — Тогда от людей не уходи. Казак , видно, почувствовал теплоту этих простых слов, уткнулся в ко лени Ивана Федоровича и, видно, все-таки заплакал молчаливыми муж скими слезами. Мы рассказывали Ивану Федоровичу то, что, может быть, другу закадычному не сумели бы рассказать. Слышал я его разговор с "ка заком Никитиным. Тот подошел к Ивану Федоровичу и говорит: — Помоги, Иван Федорович, письмо составить. — Ты вроде грамотный? — Грамотный, да письмо особое надо. — Особое? Ну, рассказывай, что случилось. — Случиться-то ничего не случилось. Дело тут такое... Дома, на Ку бани, девушка есть... — Так, значит, ей письмо? — Ей, Иван Федорович! — просиял Никитин. — Не буду писать, — сказал Иван Федорович. — Почему я должен составлять письмо незнакомой девушке? Не знаю ее, не видел, да, может, она и не понравилась бы мне. — Понравилась бы, — говорит Никитин. — Она хорошая, красивая. — Красивая? Н-да... Глаза какие? — Глаза, Иван Федорович, черные. Я на нее глядеть подолгу боялся. — Любит тебя? — Не знаю. Я и видел-то ее, считай, что издали: раз в клубе да на р а боте. А подходить не решался. — Песни поет? — Поет. Слышал... Когда дома был, я сам не знал, что вот так... ду мать о ней буду. А сейчас не идет из головы. Как получается-то! — Хорошо получается. Молодец ты, Никитин. — Почему молодец? •— Потому — любишь хорошо. Помолчали. Никитин сказал: — Так напишешь, Иван Федорович? — Нет, и не проси. Пиши сам. —• Не суметь мне. •— Сумеешь. Бери бумагу и пиши. Начало-то у тебя есть? — Есть: «Здравствуйте, Ирина Васильевна!» — Вот и прекрасно! А дальше, как мне рассказывал. Получится. ...Сам Иван Федорович писал больше ночами. Была у него ручка по тайная, с фонариком. Сидит он, склонившись над блокнотом, а светлень кая звездочка быстро бегает по бумаге, будто что-то выискивает в темноте. — И когда ты спишь, Иван Федорович? — спросил я его. — Некогда спать, дорогой мой старшина. Д а и бессонница.—И улыб нулся своей мягкой улыбкой. И в самом деле, за три месяца я толком не видел, чтобы он спал: то с конями возится, то разговаривает с кем-нибудь, то думает над своими блокнотами. Трудовой был человек. Однажды во фронтовой газете мы прочитали статью про нашего ко мандира. Интересная была статья. А потом про меня написал, как про старшину эскадрона. Просто все было написано, душевно. Был случай такой. Служил в нашем эскадроне казачок один. Нельзя назвать его тру сом, но и впереди его, бывало, не увидишь. Иван Федорович написал про него, как про человека, который может быть храбрым, геройским. И что же ты думаешь? Переменился казак! Гордость в человеке поднялась. Досто инство. — Понимаешь, старшина, — сказал мне как-то Иван Федорович. —-
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2