Сибирские огни, 1960, № 2

А может, просто в пареньке проснулась Кровь дедов — запорожских казаков, Которые ломились, да не гнулись, Ковали пики, холили коньков, Когда, сминая заросли бурьяна, Раскидывая головни костра, Летела в сечу конница Богдана Из засек запорожского Днепра. Наверно, видит он — в степи просторной Летят сквозь дым, с клинком над головой, Буденновцы под грозною Касторной, Беловцы под разгневанной Москвой... А впрочем, что ж, подкова — на копыте. Прошла по шву гвоздей квадратных нить. И строчкою железною пришита Подкова та — носить, не износить. > Уже конек зрачком косит устало — Он бьет копытом по сырой стерне... А что ж кузнец? Ему и горя мало, Стучит себе металлом по металлу, И звонкий гром летит над снегом талым И отдается в танковой броне. НА ПЕРЕПРАВЕ Пройдя на ощупь по речному дну Сквозь толщу вод, как сквозь стеклянный купол, Танк, словно буйвол, прободал волну И берег сталью гусениц нащупал. Трава метнулась — расстелившись, лечь. Кусты, качнувшись, расступились разом. И падала вода с покатых плеч, Сквозь пальцы траков протекала наземь. Как мельничный ставок, водой пыля, Ревел мотор из всей железной силы. И сотрясалась в такт ему земля — То вверх, то вниз, как первый лед, ходила. И вздрагивало все на ней кругом: И две автомашины над откосом, И мужики в машинах, и паром У берега, простершегося косо. И старый перевозчик в землю врос, — Одна сейчас грызет его забота: