Сибирские огни, 1960, № 2

— Хорошо, давайте. Я сказал, что всегда от души восхищаюсь многими глубокими, очень жиз­ ненными постановлениями партии и правительства. В них обычно сконцентриро­ ван опыт народа. Жизнью они рождены и возвращаются в жизнь, чтобы способ­ ствовать ее переделке. Но ведь это партия — ум, честь, совесть народа! — воскликнул Доро­ гин. все, что доступно ей, под силу нам, смертным. Мы не можем рассчиты­ вать на такой успех. — На такой, согласен,—трудно. Но на успех вообще—безусловно можем. Дорогин не отозвался. Я не стал беспокоить его. Мне и самому вдруг захо­ телось помолчать, подумать.' Я облокотился на спинку переднего сиденья. Юрий Трофимович, наоборот, откинулся на спинку заднего сиденья. В это время мы, пожалуй, впервые за срав­ нительно продолжительную поездку не видели друг друга, были заняты каждый своими мыслями. «Партия, ее Центральный Комитет прозорливы, мудры, а нам доступны эти ее качества? —* спрашивал я себя и твердо отвечал: — Доступны, потому что все лучшее, что есть у партии, почерпнуто из народа, из жизни. Мудрость, про­ зорливость партии — мудрость и прозорливость народа». На память мне при­ шел один недавний любопытный разговор со старым колхозником Пчелкиным. Трудно назвать выполняемую им работу. Числился он сторожем, а был и за продуктовоза, и за коменданта полевого стана, шорника-сапожника, посыльно­ го по экстренным поручениям бригадира... Энергичный, заботливый, он никогда не сидит без дела. В числе других я его спросил, как, по его мнению, нужно от­ носиться к ошибкам председателя их колхоза Хлопушина. Однако он уклонился от прямого ответа. — О Хлопушине пусть вам расскажут другие, — сказал старик. — А я до­ ложу вам вот про кого, про Рощупкина Семена. Его я знаю вот с таких. — Пчел- кин наклонился и показал рукой чуть выше своих колен.—С его отцом, матерью, почитай, одногодки мы. Вместе с отцом в сельсовете я был, когда его кулаки убили. Помогал матери Семена растить, а перед войной, когда Семен начинал в колхозе работать, он ко мне пришел в помощники. Однако всего не расскажешь. Объясню лишь, как Сеня понимает жизнь, как к ней относится. Главное в нем как раз то, что он хорошо разбирается в жизни, видит, куда и как ее повернуть. Не только на работе, это само собой. К работе он всегда го­ товится, знает, с чем встретится, что надо припасти. У него не бывает: «Ах, того- то нет, ах, это забыл или не предусмотрел». У него все есть, ко всему он готов, как, бывало, солдат на смотру. Зря слов не бросит, но если скажет — верь, тан и будет. Все привыкли: если Рощупкин заговорит о каких-нибудь переменах на селе — эти перемены придут. Бывает — скоро, бывает — с задержкой... Редко ошибается. Сколько уверял, что жизнь идет к тому, что на колхозной земле дол­ жен быть один хозяин. И вот дождались передачи тракторов и комбайнов колхо­ зам. Доказывал, что комбайн рано пока выбрасывать, надо согласовать прямое комбайнирование с раздельной уборкой. Вышло по-его. Теперь раздумывает, ка­ ким тракторист должен быть, что надо, чтобы земля еще лучше родила, дава­ ла больше хлеба. Попомните — и об этом постановление будет. Как ласточка чу­ ет приближение дождя, так и Семен Петрович видит перемены в жизни. Мы уж говорили ему: «Никак ты, Семен, с Москвой, с Кремлем сношения имеешь?» Смеется: «Каждую неделю, мол, мне из правительства звонят, спрашивают, что для колхозников, для колхозной жизни надо. Я посмотрю на себя, на осталь­ ных и подсказываю. А иногда не успеешь осмотреться, обдумать — нечего бы­ вает и сказать». Перед первым сообщением из Москвы о продаже техники колхозам Семен Петрович занемог, с неделю пролежал в районной больнице. Так, знаете, кое-кто не верил. «В какой больнице! — говорили. — В Москву свои предложения во­ зил».