Сибирские огни, 1960, № 12

сячи конных казаков, великолепно обученных и готовых к бою, целая армия. Сотни артиллерийских орудий! Мало того,— требует у правитель­ ства, чтобы с уральских заводов прислали тяжелых крепостных орудий. Все это удары по «объяснениям» канцлера. Подлец! У меня руки не до­ тянутся отсюда... Но уж там я отвечу! Амур нужен! Невельской там пока один, сидит как филин, держит все в своих руках. Но я займу Амур. ...Богатые и знатные буряты почувствовали расположение губернато­ ра. Он водил с ними знакомство, привлек на службу бурята с высшим образованием Банзарова и сделал его своим чиновником особых пору­ чений. Богач Бадмаев, тибетский врач, стал своим человеком во дворце. Муравьев внушал доверенным бурятам, что надо парализовать влияние лам на народ. Он ночи напролет разговаривал то с Банзаровым, то с Бадмаевым, — хотя редко сводил их вместе, — о Монголии, Тибете, о ти­ бетской медицине. Ему самому лечил печень Бадмаев. Муравьев решил составить из бурятов — великолепных наезд­ ников — конную армию. И нынче же летом буряты в отличном конном строю встретили его на ученье. Лихие наездники, они, казалось, сбрасывали с себя тяжкую и скучную долю «инородцев». Из двух тысяч всадников — теперь половина буряты. Двадцать две тысячи пехоты и ка­ валерии! А ведь, когда Муравьев приехал в Иркутск, в Забайкалье вой­ ска не было. Границу охраняли казаки в кожаных рубахах и ичигах, только в Кяхте небольшой отряд носил форму. Было время, что его серд­ це радовали маленькие отряды казаков на ученье в Цурухайтуе. Горсть была, а теперь двадцать две тысячи — радость для государя. Невельской выслал из Петровского письмо с «Оливуцей». Уверяет, что палубный ботик, который он выстроил, важней десяти стопушечных кораблей на Балтийском море и что несколько факторий и полторы сот­ ни солдат-рабочих во главе с приказчиками и офицерами сделают для упрочения нашего влияния больше, чем любая армия. Торговля, конечно, двигатель! Но без силы мы ничто... Муравьев никогда не согласится, что двадцать две тысячи войска, выпестованного им, одетого, вооруженного, созданного из ничего, — все это зря. Геннадий Иванович обязан сам радоваться, он русский офицер, и его сердце должно быть преисполнено гордостью. Создание войска в Забай­ калье означает, что оно со временем будет двинуто на Амур. Кулак соб­ ран. Угроза нам может быть. Но и мы погрозим. Муравьев готовится к отъезду в Петербург. Письма Невельского в правление Компании Муравьев задержал. Слава богу, что догадался прислать распечатанными. Если послать их — будет скандал. «В Петер­ бурге я сам все выясню». Об этом уже послано Невельскому. «С вами со­ гласен, но писем не отошлю, так как они сердитые». Это как бы добрая шутка, но Геннадий Иванович поймет... Невельской все твердит свое. Дай ему солдат «с топором и продук­ тами, и с ружьем, но не для убийства». Дай ему суда для промеров! Но кто их даст при таких «объяснениях». Нет, я буДу действовать не с моря, а по реке. В верховьях Шилки уже строятся сплавные суда, целый флот барок и речных баркасов, и со вре­ менем я двину вниз целую армию... Колокольцы слышны. Быстро едет кто-то по Большой. Аянской почте быть рано. Это, вероятно, курьер от Невельского. Все слышней колокольцы, обогнули угол. Экипаж выехал на набережную и остановился. Муравьев подошел к окну. Экипаж пустой. Офицер, видно, стремглав выскочил. Кони машут головами, отгоняют злых осенних мух. Слышны шаги. Чихачев — рослый, бритый, дочерна загорелый, с ба­ кенбардами, вошел и встал навытяжку. 5 . «Сибирские огни» N° 12.