Сибирские огни, 1960, № 12
дались ему. Он чувствовал в себе необычайную энергию и еще ясней по нимал, как страшно время, в которое он живет, страшен жестокий палоч ный режим, тюрьма умов, застой. Ветер далеких тропических краев волновал людей на этом сыром и холодном берегу. Быть может, в свое время и отсюда подуют ветры, кото рые взволнуют обитателей тех земель? Он не знал, будет ли так. Но он трудился ради этого. Глава 18 НЕОБЫКНОВЕННАЯ ОСЕНЬ! Октябрь на дворе, а еще так тепло, что на березах почки снова на бухли. Николай Николаевич Муравьев по привычке встает чуть свет и по сле прогулки и завтрака отправляется на весельном катере в город. Во дворце к его приезду открыты окна. В кабинете свежий воздух, сад под окнами, Ангара перед другими, за ней берег, а в сосновом лесу красная крыша дачи. Еще рано. У подъезда нет экипажей. Начнется через час; Муравьев потребует чиновников, как погонщик поднимет бич, сразу все зашеве лятся, из сонных улиц появятся коляски. Муравьев не раз думал — да ли бы ему власть и волю, он оживил бы всю Россию, как Иркутск. Муравьев легкий на ногу, крепкий, стройный, отдохнувший за лето. Он чуть рыжеват, у него тот оригинальный цвет волос, который называет ся «бланш». «Надо быть особенным человеком, чтобы любоваться природой в мо ем положении, чувствовать ее, когда по сути дела все отравлено, потоки неприятностей сыплются на голову. Да, у нас все отравят! Зависть, ин триги, вот что чувствуется в каждой бумаге, идущей из Петербурга. Вче рашняя почта — ужасна... Ужасные новости!» Перовский, родственник, друг и покровитель, больше не министр внутренних дел. Написал дружеское трогательное письмо, даже жалоба слышится. Каково ему расставаться с сотрудниками, к которым привык. Какие времена! Какие дубы ломаются! Даже всесильный министр внут ренних дел жалуется! Право! Похоже на сатиру!, Комитрагедия, да и только! Второй удар: «Вследствие объяснений канцлера Нессельроде го сударь император согласился, что Кизи и Де-Кастри занимать нельзя...» Нельзя и нельзя! Так мне и твердят все время. Что же это было за «объ яснение», желал бы я знать сам. Невельского бы спустить на них с цепи за это «объяснение». Он там чудом держится, бог знает, что с ним. Пи шет, чуть не плачет, обещает прислать Чихачева для личного доклада. ...Государь повелел прибыть Муравьеву в Петербург этой зимой. Муравьев быстр и в действиях, и в мыслях. Но если почувствует, что спе шить не надо, то найдет тысячу причин и прежде времени не тронется. Он сожалеет, что нет больше покровителя Перовского. Но теперь Му равьев сам сидит крепко. Ехать надо! Но ехать так, чтобы там по-бе-дить! Только! Хотя и быть готовым, что вместо Ангарских вод придется ехать за границу на минеральные. Он познал кристальную родниковую чистоту Ангары и свободу, хотя бы для себя одного, и готов сменять Ангару толь ко на Неву, а туда сразу не пустят. Муравьев не сидит без дела. В жару, в самое знойное лето был в За байкалье. Двадцать две тысячи войска приготовлено там. Из них две ты
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2