Сибирские огни, 1960, № 12
дов прибавилось. Он ничего не придумал, он только думал, что надобно бы что-ни будь придумать. Дальше этого у него дело не пошло. В довершение всех бед хозяин дома требует освободить кварти ру. Да и пыль надобно убрать, все зарос ло пылью. И от этого отмахивается Об ломов. Он только приказывает Захару придумать что-нибудь, чтобы все остава лось по-прежнему. Вот это и есть момен ты самого большого напряжения в жиз ни Обломова. Именно они характеризуют его. К. С. Станиславский однажды заметил, что в пьяном самое характерное не то, что он шатается, идти не может, но то, что он пытается не шататься, пытается идти, как трезвый. Так и Обломова харак теризуют прежде всего не те моменты, когда он лежит, но те моменты, когда он пытается что-то делать. Характерно не то, как он лежит, а то, как он делает, как он пытается разрешить различные житейские вопросы, в какой мере он на прягает свои силы, свою волю, свои чувства. До сих пор мы говорили о романах, повестях, рассказах, но точно так же в любом подлинном произведении искусст ва, будь то лирическое стихотворение, скульптура, картина, танец, показывает ся человек, «когда егр душа раскалена и пылает». Это остается верным даже для «без людного» пейзажа, орнамента или мело дии. Вспомним памятник Пушкину на Пуш кинской площади в Москве. Пушкина можно было бы изобразить в какой-то другой момент. Скульптор мог бы изваять Пушкина отдыхающего. Ведь были же у него моменты отдыха, даже полной рас слабленности. Такая скульптура могла быть фотографически верной, но она не была бы художественным произведением. Пушкина мы любим за его лучшие тво рения, созданные им в часы наивысшего творческого подъема. Поэтому нам до рог Пушкин творящий, Пушкин созидаю щий. Такого Пушкина мы и видим на памятнике, где он изображен в один из моментов высокого творческого напря жения. Но точно так же в «Рабочем и кол хознице» Мухиной мы видим фигуры строителей коммунизма, взятые не в ка кой-то случайный момент, но опять-таки в момент взлета, подъема. Задача скульптора в том прежде всего и заклю чается, чтобы зафиксировать в кам не или металле большие человеческие напряжения. Дело не в том, чтобы из ваять Пушкина, Маяковского, рабочего, ребенка, влюбленных и т. д., чтобы по хоже было. Это важно, но не это самое главное. Главное, чтобы показать воз можности человека, показать его в дви жении, в полете, в напряжении. Теперь вспомним памятник Александ ру Третьему работы П. П. Трубецкого. Тот самый, о котором было сказано: «Ко мод, на комоде бегемот, на бегемоте идол». Во всей фигуре Александра Третьего на этом памятнике мы не ви дим даже малейших следов напряже ния—ни физического напряжения, ни на пряжения мысли, ни напряжения чувств. Ничего. И вдобавок это отсутствие мы сли, чувств и воли подчеркнуто застыв шей, бегемотистой фигурой коня и скуч ным, невыразительным пьедесталом, по хожим на комод из купеческой квартиры. Но вот картины Левитана, шишкин- ские рощи, изумительные алтайские пей зажи Гуркина, «Березовая роща» Куинд- жи. О каком напряжении можно гово рить здесь! Ведь это только пейзаж. В этом отношении нам понятнее карти ны Сурикова или Репина. Для нас оче видно, что и боярыня Морозова, и стрель цы перед казнью, и Иван Грозный, и за порожцы изображены в необыкновенно значительные моменты в их жизни. На этих картинах каждый человек — сгу сток страстей. Но какие же чувства, да еще самые большие, самые сильные мо гут быть выражены в пейзаже, где чело век даже не изображен, где некому про являть свои чувства? Но в пейзаже самое главное не то, какой уголок земли изо бражен и похож он или не похож на то, что лежало перед художником в действи тельности. Художник-пейзажист на своих полотнах вовсе не протоколирует дейст вительность. Его работы — это картины природы, как она видится ему в момен ты особого душевного просветления, в моменты наибольшего творческого подъ ема. «Целиком с натуры не пишется, тогда ничего не выйдет, никакого эффекта. Все равно, что свежую говядину на стол подать. Словом — надо обработать, очи стить, вымести, убрать». (Гончаров. 1888. Письмо к JI. П. Кирмаловой). Рассмотрим такой пример. Перед на ми отлично нарисованный пейзаж. Ху дожник устроился с мольбертом на бере гу горной реки и зарисовал то, что ви дел. Однако в этой картине он не выра зил самого главного — своего отношения к тому, что изображал. Он копировал природу, как копируют картину. Но для копирования даже и не нужно быть ху дожником, для этого достаточно овла деть искусством фотографии. Искусство начинается с мышления в образах, а вот этот пейзажист, о котором идет речь, да же и не пытался мыслить образами, он только вглядывался в линии и краски, лежащие перед ним, старался передать, то, что видит. Настоящий художник прежде чем на рисовать пейзаж, создает в своем вооб ражении ту картину, которую он попы тается закрепить на полотне, а эта кар тина вовсе не то, что лежит перед ним в природе, вернее, это та же картина, но только прошедшая через его личность н получившая отпечаток его личности.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2